Напившись, он какое-то время оставался в прежней позе, в зеленых глазах отражалась тоска. Затем он встрепенулся, его внимание привлекла птица — большой черный пересмешник опустился на траву в десяти футах от него. Кот припал к земле и неслышно пополз к птице, замирая при ее движениях. Когда их разделяло уже не более трех футов и он весь напрягся для прыжка, пересмешник вдруг вспорхнул, хрипло хохоча. Кот сел и сердито шевельнул хвостом. Затем направился в свой двор. Рана на шее заживала, но все еще болела. Один из репьев пробрался, как репьи это умеют, сквозь длинную шерсть и впился в кожу. Кот несколько раз останавливался, чесал его и выкусывал, но безуспешно.
— Так вот, — сказал Мендоса, — насчет Ардена. По-моему, он сюда вписывается. Я не думаю, Арт, что Джордж невинная жертва или что Даррелл все еще его обрабатывает. Уж слишком энергично он защищается. Например, как он вспыхнул, когда ты спросил, как зовут его приятеля. И как разыгрывает горе и печаль: о, Маргарет, любовь моя. Сдается мне, Джордж не слиш-ком-то умен, он сразу все выложил: они, мол, с Дарреллом знакомы, близкие друзья уже семь лет, по меньшей мере. Он должен знать и о его судимости. В конце концов, Даррелл получил шесть месяцев за попытку изнасилования три года назад. Джордж должен был знать, почему тот полгода отсутствовал. Разумеется, Даррелл говорит, что обвинение сфабриковано, а если другой раз и задерживали, то потом ведь отпускали. Но спроси себя — твоего друга признали виновным в подобном преступлении, а ты так сразу и поверишь, что обвинение подстроено? Будешь испытывать к нему прежние чувства? Останешься его приятелем?
— Не знаю, — медленно ответил Хэкет. — Не нам с тобой судить, Луис. Мы-то знаем, что в полиции не избивают людей и не фабрикуют ложных обвинений. А другие — нет. Может, он ему поверил. Даррелл, похоже, ненавидит полицейских, возможно, он и Ардена настроил. Не знаю… но Арден мне не понравился, а тебе?
— И мне. Бедная его мама. Милая почтенная чистая душа, которая не воспринимает своим добропорядочным, но не очень далеким умом все некрасивое. Я думаю, она смутно представляет себе, что есть мужчины, которых называют гомосексуалистами — отвратительное слово, — но, во-первых, все они, конечно, пьяницы и бродяги, и во-вторых, порядочные люди даже не думают о таких вещах, это отвратительно. Она, повторяю, — милая женщина. Она замкнулась на Джордже и его необыкновенном таланте, если бы только разбойники-издатели это поняли.
— Здесь я с тобой согласен.
— Джордж нервничал, — сказал Мендоса. — Не понимал, с какой стати к нему явилась полиция. — Мендоса усмехнулся. — Я заставлю его занервничать еще сильнее. Держу пари, он побежал рассказывать все Дарреллу. Наверное, Даррелл тоже занервничает.
— Не сомневаюсь, — сказал Хэкет. — Но… — Его прервал заглянувший в дверь сержант Лейк.
— Простите, лейтенант, обнаружили машину. Только что позвонили из дорожной полиции. Машину убитой Чедвик.
— А-а, — сказал Мендоза. — Я так и думал, что пора бы ей найтись. Поехали посмотрим.
Голубой «бьюик» аккуратно стоял на Амадор-Драйв, короткой жилой улочке в шести кварталах от того места, где было найдено тело Маргарет. Ну кто, в самом деле, дает название улицам? Дорога Любовника! Машина находилась перед домом некоего Альфреда Санчеса, который заподозрил неладное и вызвал полицию после того, как автомобиль простоял здесь два дня.
— Только и слышишь — надо себя хорошо вести, все мексиканцы такие плохие, воры и жулики и тому подобное, и так далее… Может, теперь напечатают в газете, мистер, что мексиканец помогает полицейским, и, может, тогда люди изменят свое мнение? Я думаю…
— Да, конечно, — рассеянно отозвался Мендоса, разглядывая «бьюик». Машину тщательно обследовали в поисках отпечатков пальцев и каких-нибудь вещей. — Y pues que? И что же? Конечно, они ничего не нашли, — добавил он.
— Вы mejicano? Из полиции? — спросил мистер Санчес недоверчиво. — И вас приняли?
— По-моему, — ответил Мендоса, — законом этого не запрещено.
— Существует неписаный закон, — сказал Санчес, переходя на испанский. — Североамериканцы настолько нелогичны, сэр, что просто нет слов. Меня раздражает их непоследовательность. Вообразите, они проводят большие парады, ежегодные фестивали, они очень гордятся своим так называемым калифорнийским испанским наследием. Одеваются в испанские костюмы, называют фестивали именами великих аристократических испанских семей — Каррилло, Вердуго, Дел Валле, верно? Могут выучить несколько испанских словечек. И потом, когда фестиваль закончится, снова говорят о грязных мексиканцах. Нелогично!
Читать дальше