Сергей Зверев - Объект 623

Метров через пятнадцать они уткнулись в громоздкую тележку-платформу, предназначенную для езды по рельсовым путям. Вместительная, низкая, состоящая из минимального количества узлов. Тележка весила не меньше тонны, и разобрать ее было невозможно. Она стояла на рельсах как ни в чем не бывало, и на пустом месте возникло ощущение, что ей недавно пользовались…

Да нет, это было не ощущение!

Лида, чувствительная к разным мелочам, в особенности к запахам, внезапно напряглась, нагнулась, состроила кислую физиономию.

— Ну-ка, ну-ка, товарищи офицеры… — Она обследовала носом залитую алюминием платформу и попятилась — как уважающий себя кот от украинского борща. Распрямилась, сделала нос по сквозняку и принялась пытливо принюхиваться. Глеб благоразумно помалкивал — нюхачом он был посредственным. Караванов также не вмешивался в процесс, но решил заняться чем-то полезным — он сел на корточки, направил свет на рельсы и принялся в них ковыряться, после чего произнес дрогнувшим голосом:

— Я, конечно, извиняюсь, но недавно эта тележка… ездила. Глеб, посмотри, колея продавлена…

Он не стал проверять — привык доверять людям, которых лично отобрал для дела. Теперь он тоже ощущал распространяющийся по коридору неприятный сладковатый запах. Так пахнут обычно… Офицеры застыли. Не сговариваясь, выключили фонари и почувствовали, как волосы на головах начинают самопроизвольно шевелиться. Вариантов, собственно, не было. Напротив тележки располагалось лишь одно помещение — с широким приземистым проемом. Дверь отсутствовала — возможно, унесли, возможно, ее тут и не было. Тошнота поднялась из желудка, встала в угрожающей близости от горла. Глеб уже догадывался, какой сюрприз уготован в помещении. Можно не заглядывать, дело хозяйское, особо и не хотелось… Он сжал рукоятку пистолета и какой-то плавной, вальсирующей походкой приблизился к косяку. Запашок усилился, возникло желание надеть противогаз. Чутье подсказывало, что за дверью нет ни одной живой души. Но какие-то души там, бесспорно, присутствуют. Разумом он понимал, что общение с мертвецами безопаснее, чем общение с живыми людьми, но рассудок эту истину решительно отвергал. Он набрался смелости, включил фонарь и шагнул в замкнутый прямоугольный склеп, уставленный остовами вентиляционных устройств…

Энергетика в помещении царила убийственная. Оскалы мертвецов, перекошенные лица, вопиющие глаза… Тела молодых парней в форме солдат украинской армии лежали вповалку. Их было до неприличия много, больше десятка. Камуфляжная униформа с «желто-блакитными» шевронами, форменные кепи с державным символом, еще не стоптанные солдатские ботинки — все было залито и пропитано кровью. Юнцы — большинству еще не было двадцати, неопытные салажата. Рядовые, ефрейторы, относительно мускулистый парень с сержантскими лычками. Один офицер — тоже молодой, русоволосый, в элегантной полевой форме, его лицо было исковеркано больше, чем у прочих, впитав посмертную муку. Его убили самым зверским образом, искромсав ножами, а заключительный удар нанесли по горлу, украсив его рваным «воротником» из застывшей крови. Вероятно, этот парень был единственным, кто осмелился оказать сопротивление. За что и поплатился, умирая долго и мучительно. Остальных расстреливали — видимо, ставили на колени и пускали пулю в головы. Они умоляли, просили, но, похоже, никто не сопротивлялся…

— С каждой минутой становится как-то напряженнее, — натужно пошутил Караванов, справляясь с тошнотой. — Мы как северные корейцы — работаем не за страх, а за ужас…

— Одиннадцать человек, эх, парни, парни… — бормотала Лида, отступая к двери и вываливаясь в коридор. Там ей, видимо, было лучше. Сноп света выстрелил влево, выстрелил вправо — запоздалая проверка, не подкрадывается ли кто-то к склепу.

«А должно быть двенадцать», — подумал Глеб, ошеломленно разглядывая груду мертвой органики. Солдат и их командиров перестреляли сутки или двое тому назад — лица бойцов покрывали трупные пятна, но активная фаза разложения еще не началась. В целом понятно, почему подразделение, откомандированное на охрану объекта, больше суток не выходило на связь.

— Я тоже, пожалуй, пойду, — не выдержал Борька и шмыгнул за порог. Глеб вывалился последним, зажимая нос и сопротивляясь рвотным рефлексам. Пловцы отступали, прижимаясь к стене, и, только отдалившись метров на пятнадцать, остановились, сели на корточки и выключили фонари. Висела тишина, нарушаемая прерывистым дыханием.