Сергей Зверев - Крестовый перевал

В полном мраке тот же ровный бас неожиданно спросил:

— Твоя фамилия Ткач?

— Д-да.

— Старший брат есть?

— Есть. То есть был.

— Служил в спецназе?

— Д-да.

— Брата Андреем звали?

— Точно, Андреем…

Фонарь снова вспыхнул, осветив пол и кусок светлой стены. Автомат уже висел на плече омоновца, а сам он присел перед Юркой на одно колено. Он огромен, плечист; по широкому лицу с крупными чертами блуждает улыбка. Не надменная, не злая — обычная человеческая улыбка.

Растерянность Ткача достигла апогея.

Он почувствовал, как от напряжения затряслись руки, а в висках отдавал каждый удар трепещущего сердца. Кажется, он уже был готов ко всему. Даже к смерти.

Однако происходящее дальше не предполагал и во сне.

— Ну, давай знакомиться, — протянул омоновец здоровенную, как саперная лопата, ладонь. — Моя фамилия Волков. Слыхал, наверное, от братана?…

После череды жесточайших испытаний судьба все же сжалилась над Юркой и отправила ему небывалой щедрости подарок: нашедший его омоновец оказался тем самым Волковым, некогда служившим с Андреем в отдельной десантно-штурмовой бригаде. И огромная доля счастливой случайности заключалась в том, что в пыльном сумраке театрального закулисья память Волкова безошибочного распознала сходство затравленного паренька с пропавшим без вести сослуживцем.

На этот раз замешательство не было долгим. Вернее, быстро прийти в себя помог новый знакомец.

— Вот что, парень, — сказал он, легко подняв его за шкирку и поставив на ноги, — обрисуй-ка мне вкратце свои планы.

— Чего?

— Желания, говорю, свои обозначь. Намерен еще погулять на свободе или пойдешь сдаваться?

— Я бы лучше погулял.

— Тогда прекращай жевать сопли. Держи, — сунул он Ткачу его кожаную папку, — и слушай сюда…

Около двух часов ночи к заросшему зеленью театральному дворику подъехала легковушка. Переодетый в темный спортивный костюм Волков вытащил из салона фонарь и крепкую фомку, тихо прикрыл дверцу и направился к входу в подвал.

Слабенький замок без труда поддался. Скользнув за дверь, спецназовец спустился в подвал, включил источник света и уверенно прошел до лестницы, ведущей на верхние этажи. Поплутав в заповедной тиши, он отыскал короткую лесенку в один пролет на сцену. На середине пролета остановился; погасив фонарь, прислушался…

Снова осветив дорогу, ступил на край сцены и нырнул за тяжелую портьеру. Дойдя до стены, повернул вправо и вскоре уперся в полутораметровую стопу больших поролоновых матов, обшитых грубой бесцветной холстиной.

— Ты здесь? — приглушенно спросил Волков, пнув нижние маты.

Стопа ожила, зашевелилась. Из просвета между стеной и матами появилась взъерошенная Юркина голова.

— Тут я.

— Пошли. И старайся не шуметь — в здании театра дежурят два охранника…

Тем же путем они продвинулись по подвалу, по его запутанным лабиринтам — до выхода.

Оказавшись на улице, Ткач набрал полную грудь свежего воздуха. А проходя мимо того места, где простился с бездыханным Базылевым, остановился, уронил на землю папку и присел на колено…

— Ты чего? — пробасил бывший спецназовец.

— Он… Он точно умер? — погладил Юрка примятую траву.

Тот замялся, понимая тяжесть грядущего известия.

— Точно. Пистолетная пуля попала в шею, под основание черепа. Смерть наступила от потери крови. Отсюда и увезли прямиком в морг. Пошли-пошли — нельзя нам здесь задерживаться…

Пробок в поздний час почти не было, но широкие московские магистрали отнюдь не пустовали. Видавшая виды рабоче-крестьянская «пятерка» прошмыгнула по запутанным переулкам, лихо вынырнула на оживленную Ленинградку и помчалась на северо-запад. Не доезжая станции метро «Войковская», свернула под мост; попетляв меж сонными домами, остановилась во дворе в прорехе узкого тротуара.

— Приехали, — подхватил сумку с фонарем и фомкой Волков. — Пошли…

Спаситель жил в старой панельке недалеко от метро. Спальный район со старыми домами от пяти до двенадцати этажей. Все пространство меж домами занимали машины.

— Не взыщи за бардак — временно холостякую, — объяснил он, приглашая гостя в квартиру. — Жена с дочерью уехала погостить к родителям на Украину.

Скромная двушка на первом этаже с окнами во двор. Ни евроремонта, ни дорогой мебели…

— Есть хочешь?

— Не, — боднул воздух Юрка, — в меня сейчас ничего не полезет.