Олег Алякринский - Гастролер

— Не сметь! — тихо выдохнул Медведь и запустил руку в портфель. — Одно движение, гад, и я тебя в упор расстреляю. А потолковать я с тобой хочу про Катерину мою и сына Макарку, которых по твоей милости жизни лишили, да про тайничок тот… И кстати, не скажешь ли, Копейка… дело-то уж давнишнее… как же ты меня вычислил на той хате-то?

— А Наина… ну, Нинель тебя сдала… — с кривой испуганной ухмылочкой ответил Калистратов. — Ты что ж, не допетрил, Гера, что она была нашей сексоткой? Тебе ж ее Рогожкин не случайно подложил в койку тогда в Измайлове… И квартирка та в Ленинграде, куда она тебя устроила, тоже была паленая.

— Ясно, — кивнул Медведь. Что ж, для него это не стало неожиданностью: то, что сисястая Нинель была энкавэдэшной стукачкой, он давно уже скумекал, еще в воркутинском лагере, куда попал прямиком из Ленинграда. — А что с моим тайником?

Калистратов сел за стол и шумно сглотнул слюну.

— А что тайник? Ничего с тайником… Тайник по акту сдали в У НКВД… — У него сорвался голос.

— Врешь, падла! Не верю я тебе! — рявкнул грозно Медведь и, рванувшись вперед, тяжело перегнулся через стол. — Там же цацки были, золотишко, камушки… Да не мог ты, подлая твоя душонка, их так запросто сдать государству, хоть бы и под страхом смерти! Ручонка бы твоя загребущая не поднялась! Я теперь думаю, Копейка, что ты и Катю с Макаркой на смерть послал только потому, что твердо знал: на хате у медвежатника есть чем поживиться. И поживился, сволочуга…

Георгий брызнул взглядом по сторонам и заметил на книжной полке за пыльным стеклом небольшую квадратную иконку в золотом окладе. Его сердце вздрогнуло. Эту иконку он бы узнал из тысячи: именно ее, этот образок с. Георгием Победоносцем, вручил ему после крещения на Соловках архимандрит Феодосий. Этот образок Медведь всегда носил с собой как верный талисман, но накануне неудачного налета на кассу «Речфлота» заложил в коробку вместе с деньгами и драгоценностями в подполе той проклятой ленинградской квартиры.

— Ах ты сучара! — зарычал он, бросился к книжной полке и ударил кулаком по стеклу. Осколки со звоном разлетелись по паркетному полу. Медведь бережно взял с полки иконку.

Когда он обернулся к Калистратову, тот сразу все понял.

— Прошу об одном, Гера… — загундосил он. — Ты же вор в авторитете… Ты же человек серьезный, уважаемый… Меня — ладно, режь, твоя воля… Но сына не тронь…

В это время в дверь энергично постучали.

— Папа, у вас там все в порядке? — тревожным фальцетом спросил Калистратов-младший. — Что разбилось?

— Ничего, все нормально… Упала ваза… Иди к себе! — Женька Копейка тщетно пытался говорить ровным, спокойным голосом. Но вдруг исподтишка, незаметно схватил со стола увесистую малахитовую табакерку и, швырнув ее Медведю в голову, завопил. — Женя, сынок, звони в милицию! Вызывай опергруппу! Это убийца! Это вор-рецидивист! Это опасный преступник!..

Георгий с трудом увернулся от тяжелого предмета и не дав Калистратову договорить, подхватил табакерку с пола, прыгнул вперед и, размахнувшись, ударил острым ребром табакерки Калистратова по голове. Он услышал, как хрустнула пробитая черепная кость. И тут его обуяло остервенение, слепая звериная жажда мести, вся накопившаяся за долгие годы лишений боль, ненависть, злоба. Он бил и бил уронившего лицо на стол Калистратова тяжелой табакеркой по затылку, пока голова не превратилась в кровавое месиво, пока кровь не залила все вокруг.

До его слуха донесся сбивчивый фальцет из-за двери. Генеральский сын по телефону вызывал мусоров на подмогу. Медведь выбежал в коридор, вырвал из рук юнца черную трубку и шваркнул ею по полу. Калистратов-младший вжался в стенку.

— Не бзди, щенок! Тебя не трону, — с ненавистью пророкотал Медведь. — Ты тут ни при чем. Это наши с твоим папашей дела стародавние. Не по совести он поступил когда-то, но теперь все стало на свои места, все разрешилось.

Медведь, аккуратно обтерев окровавленные руки о висящий на вешалке дождевик, не торопясь спустился на первый этаж, вежливо попрощался со старухой сторожихой, добрался до условленного места, сел в машину рядом с Толяном. В кармане рука нащупала иконку в золотом окладе…

Тем же вечером Медведь, находясь под впечатлением произошедшего, заехал в известный среди московской богемы катран, подпольно работающий в подвале ресторана «Якорь» на Тверской. Сюда собиралась довольно разношерстная публика: были и профессиональные катаны; крутились и подводчики, которые хитростью заманивали в игорный дом цеховиков; появлялись тут и представители творческой интеллигенции, посещающие такого рода заведения в поисках острых ощущений. Вся эта братия ошивалась возле нескольких столов, крытых по старой привычке зеленым сукном, делала ставки на субботние скачки на ипподроме и просаживала рублики на рулетке.