«Черт возьми, на какие подвиги ты нарываешься, Георгий!» — подумал он про себя, ощутив волнение, приливающее к груди. Но потом, отбросив дурные мысли, продолжил поиски. Прошло полчаса. Он уже пробежался по всем местам закладки возможного тайника, но ничего подозрительного нигде не обнаружилось — ни в спальне, ни на кухне, ни в дымоходе, ни даже под половицами в коридоре, зато в сливном бачке сортира он нашел завернутый в промасленную тряпицу смазанный парабеллум, хотя точно такой же, с дарственной надписью от наркома Ворошилова, спокойно себе лежал в прикроватной тумбочке. Как же это понимать? Но ни времени, ни желания забивать себе башку дурацкими вопросами не было. Медведь кружил по квартире уже минут сорок и все никак не мог определить, где же хозяин хранит личные бумаги. Деньги-то — и немалые! — он нашел довольно быстро. Но где же сейф!
Сейфа не было. А такого просто не могло быть, должен быть, Медведь доверял своему чутью. Он еще раз прошелся по всем комнатам и остановился в просторной гостиной. Здесь его что-то останавливало, но что, пока понять не мог. Скользящий по стенам взгляд уперся в угол. Угол как угол. Одна стена с окном во двор, другая — общая с кабинетом хозяина. «Что же странного в этой гостиной?» — подумал Медведь. У него в голове зашевелилось смутное подозрение, что именно тут и заключена главная тайна этой большой маршальской квартиры. Он отошел к застекленной двери и вновь окинул взглядом всю комнату. И тут он понял!
Угловая стена между гостиной и кабинетом! Эта стена казалась толще прочих межкомнатных перегородок — и все встало на свои места.
«Выходит, двойная стена!» — обрадовался Медведь и улыбнулся находчивости владельца квартиры. Он вышел в коридор и внимательно осмотрел простенок между дверями в кабинет и в гостиную. На первый взгляд в этой стене не было ничего интересного: такие же обои, как те, что валяются на стеллаже в кабинете.
Он ощупал стену и внутренне почувствовал: здесь! Медведь бритвой вырезал квадратный кусок обоев в простенке и содрал слой наклеенных старых газет. Под газетной подложкой блеснула чугунная дверка с утопленным кольцом. Даже замка не было! Дернув за кольцо, Медведь распахнул дверку.
За дверкой на полочке одиноко лежал старый потертый портфель. Щелкнув замочком, Медведь откинул клапан и заглянул внутрь. В портфеле лежало несколько тонких машинописных листков. Глянув на них, Георгий сразу увидел, что вверху стоит заголовок: «Письмо Ф. Раскольникова», а сам текст напечатан очень плотно, без пробелов между строчками, и, чтобы его прочитать, надо сильно напрячь зрение. Но разглядывать трофей Медведь не стал, а сунул в припасенный специально мешочек, который и сховал на груди нод рубахой.
Обычно после удачного налета на квартиру в доме на Берсеневской Медведь пару недель отдыхал, с ведома Рогожкина: прокучивал деньжата, покупал Катьке обновки в ЦУМе, водил ее по ресторанам да в кино. Но на этот раз Андрей Андреевич дал Георгию вольную на целый месяц, радостно сообщив, что последний улов оказался слишком крупным и теперь у него внеочередной отпуск.
А через три недели Георгий прочитал в «Правде», что доблестные работники НКВД разоблачили подлый заговор агентов японской разведки, окопавшихся в Наркомате обороны. Среди разоблаченных врагов народа, чьи фотографии были помещены на первой странице, он сразу признал мужика в круглых очках и в военной форме с четырьмя ромбами в петлицах. Это был тот самый, к кому он наведался в последний раз и у кого в тайнике нашел странное письмо, но больше там ничего не было — о каком же тогда шпионском заговоре речь? Не было у того мужика никаких шпионских документов. Выходит, он, Медведь, поучаствовал в осуждении невинного человека…
Только сейчас до лихого медвежатника дошло, что его используют как ярмарочную обезьянку, заставляя проделывать дешевые фокусы на радость толпе зевак. И что его свободой и жизнью подлый энкавэдэшный опер Рогожкин играет точно так же, как грозное НКВД — судьбой славных советских маршалов.
И впервые за все недели этих ночных вылазок в «большой дом» стало Медведю тошно до отвращения.
Короткое московское лето кончилось. С дачи Катерина съехала в конце августа, потому что на обувной фабрике началась какая-то мощная ревизия, и ей приходилось проводить там все дни без выходных и засиживаться допоздна. И теперь с Катей Медведь виделся мало, о чем не сильно горевал, так как не хотел, чтобы она прознала про его новую опасную работу под зорким приглядом НКВД.
Читать дальше