— Да. Я боялась.
— Боялась, — повторил он. — Понятно. За меня?
— Не только. За себя тоже. Он все время повторял, что если я смогу почувствовать волнение и страх за твою жизнь, мне лучше удастся роль жены астронавта.
— Как ты думаешь, он о нас знает?
— Пока что, видимо, нет, но при мысли, что он может догадаться, меня бросает в дрожь. Ты ведь знаешь его!
— Да, он обладает сверхъестественным даром предвидения, — сухо проговорил Камерон и отхлебнул виски.
Он вспомнил, как Рот упомянул, что режиссер намерен изменить сценарий и превратить обыкновенного беглеца в дезертира, а это уже значительно серьезней. Вспомнил и внезапное озарение, когда сценарист обмолвился, что главный герой непременно должен кого-нибудь убить, хотя бы для самообороны, тогда ему будет отрезан путь назад. Все это было так странно, непостижимо, в этом нет сомнения, но… Но все же тайна, которой были опутаны эти съемки, постепенно раскрывалась в его мозгу. Все состояло из каких-то отрывочных кусочков, маленьких и, на первый взгляд, незначительных эпизодиков. Осталось немного — надо только спокойно расставить их по надлежащим местам…
— Наш милейший режиссер просто-напросто пытался поразить тебя своим умением видеть дальше других, но я затем и пришел к тебе, чтобы развенчать его так называемую интуицию и доказать, что это ничто иное, как хорошо продуманный план. Понимаешь?
— Нет, — она потерла переносицу. — Я уже ничего не понимаю. Какой план?
— Помнишь, я ему сказал утром, что знаю его замыслы?
— Допустим.
— А то, как он старательно обходил стороной ответ на простой вопрос — останется ли жив наш беглец после автокатастрофы, — тоже помнишь?
— Да..
— Так что же тебе непонятно? Беглец не выживет. Он не должен выжить. Он должен погибнуть. В выдуманном сценарии — и в действительности.
Нина слабо улыбнулась.
— Ты же только вчера на моле уверял меня, что это только фильм, а не реальная жизнь. Разве не так?
Камерон резко мотнул головой
— Я ошибался. Это плохой фильм. И мы в нем повторим судьбу героев. Вот что он задумал.
Нина все еще улыбалась, но в ее глазах появились слезы, и это растрогало его. Ее вполне могло бросить в объятия режиссера, если она считала его образцом прочности, уверенности в себе. Вот он-то, Камерон, и должен стать твердой опорой для этих хрупких плечиков. Любыми способами ее надо оторвать от режиссера. Вот она сейчас плачет… Но к нему она тоже не совсем равнодушна, разве она точно так же не плакала утром, прижимая ладони к щекам, когда он, как полный идиот, спас целлулоидную куклу?
Как же ее уговорить? Как настроить против «благодетеля»? Тогда, с куклой, она же поверила…
— Слушай, Нина, я знаю, о чем ты думаешь, — спокойно проговорил он. — О кукле, так ведь? Но даже эта сцена была спланирована и предусмотрена, он же подводил меня к ней, да и тебя тоже
Она снова покачала головой.
— Ты же сама спрашивала его, останется ли в живых ребенок. И что он тебе ответил?
Она взглянула на него из-под влажных ресниц. На сей раз в ее глазах мелькнуло сомнение.
— Так вот, он сказал: «Пока еще не знаю». А ты попросила: «Спаси ребенка, оставь его жить». Помнишь? Он ответил тогда: «Я еще ничего не решил. Посмотрим, как дальше сложится». Это ты тоже помнишь?
— Да, — прошептала Нина.
— Так теперь ты понимаешь всю игру? Он делает акцент на реальности искусства, постоянно повторяет, что только искусство, в данном случае, кино, жизненно. Оно повторяет жизнь, а жизнь — искусство, и так бесконечно… Я не знаю, как в двух словах это объяснить, но он запрограммировал нас, нас всех, понимаешь? Он делает свою картину из нас, живых и реальных. Но мы же личности, отдельные индивидуумы со своим мыслями, чувствами, планами. Поэтому сейчас у него не сходятся концы с концами.
— Что ты хочешь этим сказать? — она больше не плакала, а лишь изумленно смотрела на него,
Камерон глубоко вздохнул и поднес стакан к губам. Допив остаток виски, он сосредоточился на одной-единственной мысли — как же ее убедить в своей правоте? Сейчас можно подвести черту, поставить решающую точку, для этого нужно рассказать о себе начистоту. Он помедлил, обдумывая, как это лучше сделать, и момент был упущен. Он с досадой тряхнул головой.
— Пойми меня правильно, Нина, — процедил он сквозь зубы. — Сегодня утром я невольно подслушал ваш разговор. Подчеркиваю, невольно. Мне показалось, что ты говорила что-то о самоубийстве героини.
— Да.
— И он не отрицал такую версию?
Читать дальше