Дж. Диллард - Беглец. Трюкач

— Конечно, — ответил Готтшалк. — Мы наденем на него берет и прикрепим к операторской группе да Фэ.

— Только учтите, у него есть судимость. Он любит совать нос куда не надо, дважды обвинялся. Последний раз приговор отложен до настоящего времени.

— Я предупрежу да Фэ, — ответил режиссер. — Мы последим за ним, пока он следит за нами.

— Премного благодарен, — ответил Бруссар, и, повернувшись к Камерону, наливавшему себе вторую порцию спиртного, сказал: — Скажи мне одну вещь, трюкач. Где ты научился всем этим, штукам?

— Бесстрашные парни! — сказал режиссер бодро. — Они учатся на практике.

Дениза была в группе, окружившей да Фэ и на разные голоса просившей рассказать о его последнем фильме. Камерон взглянул на лица вокруг себя и увидел на них радость предвкушения, какую испытывают старые друзья клоуна, ни разу не упустившего возможности их развлечь. Потом он заметил Нину Мэбри, стоящую за спиной оператора. Улыбаясь и жестикулируя, актриса оживленно беседовала с подвижным маленьким человечком, которого он еще не встречал. Камерон размышлял, всегда ли она была более оживленной в отсутствии Готтшалка, чьи нездоровые концепции, несомненно, могли напоминать ей о трагедии в прошлом.

— В моих фильмах никогда не бывает — тревоги ожидания, — говорил да Фэ. — Вопрос не в том, будет она или не будет, но как и где. Мотив — ничто. Новаторство — все. Камера первична. Наше потаенное желание важнее, чем глаз.

— К черту кинематографические тонкости, Бруно, — крикнул кто-то. — Расскажи нам фабулу.

Сверкая глазами, оператор пригвоздил выкрикнувшего улыбкой безграничного презрения.

— Но там нет фабулы, — сказал он ласково. — Разве я не говорил раньше? История, напряженное ожидание, мотив, характер — они ничего не значат в моих фильмах. Вот почему моя работа так правдива и чиста. Да, чиста!

Да Фэ подождал, пока стихнет смех, затем, запрокидывая голову и закрывая глаза, как бы изображая режиссера, продолжал очень тихо, исполненный благоговейного трепета перед видением. — Я начинаю всегда с того, как раздевается женщина. Молодая женщина. Она смотрит прямо, улыбаясь тому, что видит. Глядя в зеркало, возможно, это трудно рассмотреть. Что-то нам мешает, это означает, что мы наблюдаем поверхностно. Белое платье, нога, бедро, грудь, смятые трусики на полу. Теперь ее глаза. Полные предчувствия. Но вдруг он исчезает. Что продолжает нам мешать? Это сводит с ума. Вот! Ее снова видно. Ее лицо. Совершенно открытое. Ожидающее. Она на кровати? На полу? Какая разница. Что-то снова заслоняет глаз объектива. Мужское тело. Как пугающе! И когда женщина снова попадает в поле зрения, угол перспективы смещается. Мы видим только ее бедра и ноги. Вниз и вверх. Постоянное движение. Наклоняясь, выпрямляясь, раскидываясь, сворачиваясь. Да, как будто приведенные в движение комбинацией ее собственного удовольствия и нашим потаенным желанием.

Оператор открыл глаза и огляделся вокруг с триумфальной улыбкой.

— Так как вы находите мое маленькое выступление? Вы находите его соблазнительным? Вы хотите узнать больше? Да, но вдобавок вы хотите УВИДЕТЬ больше. Что это за дьявольское препятствие? А, вот оно. Камера отъезжает назад и показывает замочную скважину глазами мужчины. Довольно глупого вида. Лет пятидесяти, наверное, на четвереньках. Прильнувший к замочной скважине в двери, ведущей в соседнюю комнату. Да, это отель. Летний отель, старый и деревянный, но вполне элегантный. И этот соглядатай, глазами которого, периодически ослепляемого каплями льющегося пота, мы смотрели, — как он выглядит? Не такой уж мужественный, а? Склонный к полноте. Хорошо обеспеченный. Это видно по его одежде и багажу в его комнате. И женатый. Да, конечно. Видите платья на кровати, кружевное белье и вон те дорогие туфли? Очевидно, они недавно приехали. Еще не успели все распаковать. Но где жена? Вот она! Принимает в ванной душ. Ну и женщина! Изящная. Думаю, около тридцати пяти. Вот она в кадре, обернутая полотенцем. Посмотрите на ее прелестные мокрые маленькие ступни и их нежные отпечатки на кафельном полу после того, как она вылезла из ванны и, глядя в зеркало, видит отражение своего мужа в другой комнате! Что он делает? Да он же на четвереньках! Старается получше разглядеть что-то через замочную скважину. Бедняжка прищуривается так и эдак, вытирает пот со лба, трет глаза. Теперь возвращается к жене. Какова ее реакция? Вот и она. А мы знаем все, что нам надо знать, о них обоих. Посмотрите на ее лицо. Видите презрение? Да, ее лицо пропитано им!