Владимир Першанин - «Братская могила экипажа». Самоходки в операции «Багратион»

– Умирает он, товарищ капитан. Три пули в грудь словил, – сказал санитар.

– Дай бинт, перетяну потуже. Его в первую очередь к хирургу надо.

Тяжелораненый сержант с сильными мускулистыми руками с усилием приподнялся на локтях и отчетливо произнес:

– Выживу… один я у матери остался. Спасите, товарищ капитан…

В нескольких шагах пытался уползти немецкий офицер с неестественно вывернутой шеей.

– Куда? – наступил ему сапогом на спину красноармеец и выстрелил из карабина в голову.

Перевернув тело, снял золотистый крест, отстегнул часы, вытащил из карманов бумажник и документы.

– Часы себе оставь, а остальное сдай старшине, – не глядя на бойца, коротко обронил капитан Бобич. – Сержанта срочно в санчасть. Выживет, парень крепкий.

Немцы продолжали вести огонь из минометов, но переправу с наступлением темноты восстанавливали быстро. По узким мосткам, не дожидаясь, пока проложат бревенчатую гать, на плацдарм перебирались все новые пехотные взводы.

Карелин обошел три оставшиеся самоходки своей батареи. Костя Бурлаков сходил за ужином. Принес котелки с трофейной немецкой фасолью, открыли консервы.

– Выпьем, командир? – доставая фляжку, предложил Алесь Хижняк. – Повод имеется. Плацдарм удержали, тяжелую батарею размолотили.

– Выпьем, – согласился Павел. – Геннадия Рыбянченко и его погибший экипаж помянем.

В небе взлетали ракеты, продолжали вести огонь немецкие минометы. Затем открыла ответную стрельбу наша артиллерия. Пришел сержант из экипажа Бакулина. Козырнув, сообщил:

– Вас, товарищ комбат, приглашает на ужин капитан Бакулин.

– Спасибо. Мы с ребятами собрались. Да и батарею оставлять не хочу. У нас всего три машины осталось.

– Сходи, Павел Дмитрич, – поддержал сержанта Алесь Хижняк, самый рассудительный и дальновидный человек в экипаже. – Обидишь товарища капитана.

Хижняк хорошо знал, что ходят слухи о возможном назначении Бакулина начальником штаба полка. Он самый грамотный из командиров батарей, имеет знакомства в штабе корпуса. Отношения Карелина и капитана Бакулина складываются не слишком гладко. Разные они люди. Но добра для третьей батареи не жди, если начштаба невзлюбит ее командира. Это понимал и сам Карелин.

– Алесь, остаешься за старшего. Если что, бегом за мной.

– Ничего не случится, – заверил Хижняк.

По дороге заглянул к своему заместителю Александру Зацепину.

– Саня, меня Бакулин на ужин пригласил. Не вовремя эти посиделки. Ты обойди батарею разок-другой и не засни, если сможешь.

– Смогу, – засмеялся старый товарищ. – Иди, налаживай контакты с будущим начальством. Правда, что его начальником штаба планируют?

– Хрен их там знает, – в сердцах сплюнул Павел. – Ходят слухи… Нам какая разница? Будет в блиндаже сидеть, ведомости составлять.

– Для него самое место, – согласился Зацепин.

Батарея капитана Бакулина находилась в полукилометре. Пока шел, Павла дважды останавливали посты, выставленные комбатом Клычко.

– Как там фрицы? – спросил он. – Не тревожат?

– Пока молчат, – ответил сержант, старший патруля. – Ракеты запускают, опасаются атаки.

Бакулин ужинал не один. Здесь находился комбат Клычко с одним из своих командиров рот. Подвыпивший майор обнял Карелина:

– Ну, ты молодец! Ребята рассказывали, как вы немецкую батарею раздолбали. Лихо сработали.

– Брось, Петр Максимович, – отмахнулся Павел. – Батарея, конечно, сильная была, но не слишком поворотливая. И обошлась она нам дороговато – шестьдесят убитых и раненых. Самоходка Геннадия Рыбянченко вместе с экипажем сгорела. Так что хвалиться нечем.

Юрий Бакулин кисло улыбнулся, а его помощник разлил в кружки разбавленный спирт. Выпили, закусили трофейными сардинами и паштетом. Не к месту был сейчас этот ужин. Строительство переправы еще не закончено. Немцы хоть и получили по зубам, но могут ударить в любой момент.

– А где командир полка? – спросил Карелин.

– Ушел на переправу, встречать остальные батареи, – поторопился сообщить помощник Бакулина.

– Не бойся, имеем право отдохнуть, – закуривая папиросу, сказал Бакулин. – Заслужили.

Павел хотел заметить, что Борис Прокофьевич Тюльков к таким мелочам не цепляется, но промолчал. Разговор не клеился. Павел чувствовал себя не в своей тарелке. Кое-как отсидев с полчаса, заторопился:

– Извини, Юрий Акимович. Сам знаешь, в батарее всего три машины остались. Душа неспокойная. – А ты береги технику и под удары не подставляй, – слегка заплетающимся голосом, назидательно проговорил Бакулин.