Владимир Першанин - «Братская могила экипажа». Самоходки в операции «Багратион»

Оставаться на месте было опасно. Самоходка Рыбянченко снова набрала ход, добивая траншею. Под днищем рванула противотанковая граната, оглушив механика. Неуправляемая машина завалилась одной стороной в траншею. Из отсечного хода вынырнул немец в каске, противогазе, с реактивным гранатометом на плече.

– Приехали! – ахнул механик-водитель, понимая, что на таком расстоянии немец не промахнется.

Целиться не оставалось времени, Рыбянченко нажал на спуск. Снаряд прошел мимо гранатометчика. Но вспышка и струя раскаленных газов сбили немца с ног и, ломая тело, отбросили на несколько метров в глубину траншеи.

Смелой самоходке по прозвищу «брезентовый фердинанд» и ее экипажу осталось жить считанные минуты. Эти машины с противопульной броней шли в бой и погибали в атаках вместе с пехотой, которую поддерживали огнем своих орудий.

Геннадий Рыбянченко неделю назад получил письмо от старшего брата, который два года считался пропавшим без вести. Выжил братуха! Находился в плену, был освобожден и скоро снова будет воевать. А ведь его, считай, похоронили, как и отца, погибшего под Ростовом. Теперь вместе повоюем!

– Генка, фрицы с тыла! – закричал наводчик, нашаривая под ногами автомат.

Лейтенант среагировал быстрее. Выдернул из кармана комбинезона старый надежный «ТТ» (патрон уже был в стволе) и бросился в кормовую часть рубки.

Рыжеволосый немецкий сапер ловко прилепил к броне магнитную мину, похожую на сковородку с двумя ручками. Увидев направленный в лицо ствол пистолета, отшатнулся.

Пуля пробила каску и голову шустрого сапера. Остаток обоймы вылетел в его напарника, тащившего еще две мины.

– Машину мне угробить хотели, – зло бормотал лейтенант. – А вот хрен вам!

Перевесившись через край рубки, Геннадий пытался сорвать мину, но она прилепилась крепко. Открыв дверцу, спрыгнул в траншею и потянул «сковородку» за обе ручки.

– Генка, не надо! – в отчаянии закричал наводчик, который почувствовал недоброе.

Сначала взорвалась магнитная мина, поставленная на боевой взвод, затем сдетонировали сразу с десяток снарядов и вспыхнул бензин в объемистом баке. Рванул оставшийся боекомплект, раскидывая в стороны скрученные куски брони, останки самоходчиков и немецких саперов. На месте славной машины «СУ-76», экипаж которой сражался до последнего, клубился огненный шар, выжигая все вокруг на десятки метров.

– Генка взорвался! – кричал заряжающий Костя Бурлаков, дергая Карелина за плечо.

– Вижу, – ответил старший лейтенант. – Подавай снаряд.

Остатки тяжелой батареи добивали с остервенением. Самоходчики видели, как горела вместе с экипажем «сушка» веселого лейтенанта Геннадия Рыбянченко. Все, нет Генки! Даже похоронить нечего будет. И от ребят ничего не осталось.

Оба пехотных взвода понесли большие потери от пулеметного огня. Крупнокалиберные «машингеверы» оставляли рваные сквозные раны, от которых люди умирали в считанные минуты. Скорострельные «МГ-42», рассеивая плотные трассы, пробивали тела бойцов сразу в нескольких местах, дробили кости, превращали в месиво внутренности. «МГ-42» не зря называли «пилой Гитлера».

Теперь, прорвавшись через завесу огня, когда пулеметы были разбиты снарядами или раздавлены гусеницами самоходок, пехота добивала все живое.

Ординарец Бобича, Андрюха Минаев, бежал вперед, не отставая от капитана. Прошил очередью рослого артиллериста, который перезаряжал карабин. Патронов не жалел, а лицо с мягкими детскими чертами исказилось от злости. Тяжело раненный немецкий солдат все же сделал попытку вскинуть карабин.

– Не выйдет. Жри, гад!

Андрей снова нажал на спуск В декабре сорок третьего, отступая, немцы сожгли его деревню. Андрюха, тогда ему было шестнадцать, потерял в один день отца и старшего брата. Щадить фрицев он не собирался.

Десантники окружили в траншее группу артиллеристов во главе с обер-лейтенантом. На предложение сдаться они ответили огнем, а затем дружно кинулись на прорыв.

Бежать было некуда. От леса их отсекли плотным огнем, и кустарник на краю болота стал последним убежищем. Автоматные очереди срезали кусты, находя лежавших среди кочек немцев.

– Уходим! – дал команду Павел Карелин. – Мы тут сами в окружении.

Увидел, что Евсеев Иван пытается достать огнем уцелевших немцев, передал по рации:

– Не лезь, в трясину врюхаешья. Добей крайнее орудие.

Сам Карелин выпустил снаряд в орудийный погреб. Там вспыхивали гильзы с порохом, взрывались фугасные головки.