Олег Алякринский - Охота вслепую

Варяг не отставая шел следом. Изредка они оглядывались, чтобы посмотреть, нет ли погони; но пока преследователей не было: омоновцы, видимо, не успели оценить обстановку и еще не забили тревогу по поводу исчезновения своих товарищей. Они все еще разбирались со стариком Егорычем. Лишь минут через пять тишину ночного леса разорвал гулкий грохот автоматной очереди, за которой грохнула вторая и третья… ОМОН поднял тревогу.

— Давай, Владик, поторапливаться! — уже в полный голос проговорил, пыхтя, Сержант. — Надо поскорее найти твоих питерских на джипане и уносить отсюда ноги…

Он ринулся напролом через кустарник, выставив вперед оба локтя. Внезапно заросли кончились, и Сержант выскочил на грунтовую дорогу, серой лентой проступившую из темноты. Вокруг не было ни души. Он поглядел в сторону переезда и заметил, что в домике Константина Егорыча потухли окошки, а «УАЗы» развернулись и их фары освещают стоящий торчком шлагбаум. Сержант инстинктивно отпрянул назад, опасаясь, что дальний свет обнаружит его силуэт на дороге.

Варяг тихо разговаривал по телефону. Степан обернулся: председатель Совета по инвестиционным проектам Торгово-промышленной палаты РФ сообщил питерскому гонцу Сане Зарецкому, что и как надо делать в сложившейся ситуации. Она вроде как рассосалась, хотя и ненадолго, а потому действовать нужно было быстро и решительно.

Только спустя неделю после прибытия Сержанта в тренировочный лагерь под Тулой началась настоящая работа. Парни, вначале не принявшие своего нового инструктора всерьез — уж больно неподходящая у него была конституция, вызывавшая ассоциации с кем угодно, но только не с профессиональным киллером, — вскоре переменили свою первоначальную и, как выяснилось, ошибочную точку зрения: К примеру, оказалось, что его, мягко говоря, избыточный вес — отсутствие талии и заметное брюшко — маскирует стальные мышцы, наделенные такой энергией и силой, что даже Шаман, самый могучий среди Варяговых курсантов,'был поражен.

Этого Шамана Сержант выделил из команды сразу, во время смотра в первый же день. В чернявом цыганистом «качке» и впрямь угадывалось что-то необузданно-дикое и сатанинское. И, в отличие от самого Сержанта, его накачанное тело не имело ни капли подкожного жирка. Всем своим обликом, мощной ладной статью, ловкой скользящей походкой он напоминал самоуверенного и красивого хищного зверя. И если бы не мрачный, злобный взгляд, который Шаман постоянно бросал по сторонам, словно ожидая коварного нападения сзади или сбоку, его можно было бы принять за альфонса или сутенера. То, что Шаман постоянно сохранял собранность и внутреннюю настороженность, было не так уж и плохо, учитывая одну из важнейших заповедей катехизиса Сержанта — правило о бдительности.

Да, бдительность — это хорошо. Но этот настороженный злобно-колючий взгляд Шамана грубо нарушал другое важное правило из катехизиса Сержанта — оставаться всегда и везде незаметным. Даже широкая улыбка парня, открывавшая оба ряда крепких белых зубов, казалась звериным оскалом и сразу же привлекала внимание… И с этим надо было еще работать и работать, чтобы научить — или убедить — этого красавчика самца по-притушить огонь в буркалах…

В обед все ели за общим столом под брезентовым навесом, натянутым на случай дождя. Сержант вначале думал обходиться в течение учебного дня сухим пайком, чтобы не отрывать курсантов от занятий, но потом понял, что недовольство от отсутствия горячей пищи рано или поздно прорвется наружу, и решил не создавать себе лишних проблем.

…Проблемы начались в дневальство Кастета. В то утро Кастет — тихий белобрысый белорус лет двадцати семи — разогрел на завтрак какие-то консервы, случайно найденные им в каптерке. Это была свиная тушенка с перловой кашей. Шрапнель, хоть и с мясом, вызвала неожиданную ярость Шамана. С утра моросил мелкий дождь. Навес протекал, и тонкая струйка просачивалась как раз над тем местом, где сидел Шаман. Курсант ерзал на месте, отодвигался то туда, то сюда, но струйка воды, все время меняя направление, словно бы охотилась за ним. Может быть, протекающий навес, а может быть, невкусная слипшаяся каша или все вместе так подействовало на Шамана. Или, возможно, просто его взрывной темперамент давно уже требовал разрядки — и повод нашелся.

Неожиданно Шаман отбросил от себя алюминиевую миску, шваркнул кулаком по столу и громко крикнул, обращаясь к сидевшему напротив Кастету, который уписывал свою пайку: