Наташа мотала головой, закрыв глаза и приоткрыв рот, и стонала громче. Он ощутил, как жарко и влажно стало у нее внутри, и сам распалился от этого еще сильнее. Наконец его тело сотряс взрыв острого наслаждения, и он, скрипнув зубами, в последний раз всадил свой жезл в кипящий колодец страсти…
Они утомились от любовной борьбы и, откатившись друг от друга, замерли на полу, как два зверя. Как будто в последний раз, мелькнуло у Степана в мозгу. Как будто прощались навсегда…
Он не мог знать в тот миг, насколько точна оказалась его догадка. Наташа оделась и ушла, наотрез отказавшись остаться на ночь.
На другой день, в четверг, собрались в парткоме на суд. Пришли не только офицеры, но и сержантский состав — для представительности. Степан, не глядя ни на кого, сел на край стула посреди комнаты и хмуро уставился в пол. Заранее перегорев, Юрьев с удивившим его самого безразличием выслушал выступление полковника Лиховцева, потом майора Потапова, потом и других, среди них были и те, кому не без помощи Степана достались новые ведомственные квартиры. Вот от этих он меньше всего ожидал услышать слова, что прозвучали в гробовой тишине. Чем больше они выступали, тем с большим изумлением Степан воспринимал происходящее. Один, подполковник Сергей Меньшиков, который месяц бегал за Степаном и заискивающе рассказывал ему, как тяжело ютиться вчетвером в однокомнатной развалюхе на окраине, решительно заявил, что виноват не так лейтенант Юрьев, как сам коллектив, потому что не смог вовремя разглядеть замаскировавшегося носителя чуждой идеологии — идеологии рвачества, мошенничества и обмана.
Стараясь не глядеть в сторону Степана, выступил со своим словом и Васька Макеев. Он тоже выразил сожаление, что вовремя не обратил внимание на дурные наклонности товарища Юрьева, которые поначалу не бросались в глаза, а в истории с квартирными махинациями проявились сполна. Но виноваты все, не углядели…
Чтобы дать шанс Юрьеву исправиться и вновь стать человеком, достойным звания советского милиционера, ему посоветовали подать заявление об увольнении из утро по собственному желанию и перейти в другой отдел — например, в ГАИ. На том заседание товарищеского суда объявили закрытым.
* * *
Не замечая вокруг себя ничего — ни пешеходов, ни машин, не разбирая дороги, Степан брел к себе на Литейный. Странно: Наташа вчера даже не позвонила. А он весь день был занят — вернее, старался себя чем-то занять, чтобы не думать о предстоящем товарищеском суде, — и не виделся с ней на работе, обходя кабинет Лиховцева стороной. Придя домой, он сел, на зажигая света, на тахту и уронил голову. В ГАИ пойти? Как же, разбежался… Лучше уж совсем уволиться из милиции. А куда пойти? Что он умеет?.. Как что? У него же какое-никакое юридическое образование. Английский, опять же, знает — пусть не в совершенстве, но Агату Кристи и «Морнинг стар» читать может. Ну и стрелок он классный… Это тоже плюс. Нет, врете, гады, ни в какую ГАИ вы меня не отправите! Да с его-то анкетой ему везде, в любом уголке огромной страны, широкие горизонты открыты. Станет адвокатом, на худой конец — юрисконсультом на большом предприятии, плохо ли?
Степан встал и прошелся по комнате. Позвонил Наташиной тетке. Та сказала, что Наташи дома нет, и когда вернется, неизвестно. Куда же она могла деться? А может, к Ваське отправилась — стыдить его, мерзавца, за предательское выступление на суде? Впрочем, чего его стыдить, он же как уж, всегда вывернется… У него и отговорка найдется: попробуй, мол, не выступи в унисон с другими — так поставят на цугундер, потом не обрадуешься. Хотя ему-то, другу закадычному, все-таки можно было быть посмелее… Неужели он так и не понял, что Степу просто подставили, самым подлым образом подставили?
Он прилег на тахту и незаметно для себя уснул. Проснулся через полчаса, точно очнулся от наркоза после тяжелой операции: голова гудела и точно налилась свинцом. Пронеслась гулкая мысль: а что, если Наталья вообще больше не вернется? Что, если она с концами ушла? Как же так? Бросила в самый трудный момент его жизни! Поняла, что с таким увальнем каши не сваришь, и ушла…
Степан стал припоминать, что в последнее время Наташа уже не проявляла к нему прежней пылкой нежности и уже не заводила, как прежде, разговоры о будущей свадьбе, о переезде в квартиру побольше. Да и не только ночевать перестала, но и приходила все реже…
Он снова набрал ее номер. Теперь никто не подошел. Видно, старуха спать легла. Степан немного послонялся по квартире. В холодильнике нашел недопитую бутылку «Ахашени», оставшуюся после последнего посещения Макеева. Налил себе в стакан остатки, залпом заглотнул.
Читать дальше