Андрей Воронин - Игра без правил

Думая так, он ошибался. Сидевший на балкончике Рябой увидел его сразу, как только он вошел в зал, и едва не протер дыру на заднице, вертясь во все стороны в поисках Стручка. Говорить о том, что в зале сидит лазутчик и вообще опасный человек, кому-нибудь другому он не стал: в конце концов, десять тысяч ему обещал не кто-нибудь, а Стручок персонально. Поэтому он высматривал Горохова, стараясь в то же время не спускать глаз с Комбата, который, правда, вроде бы никуда не собирался уходить, а спокойно сидел во втором ряду амфитеатра и глазел по сторонам.

Комбат, заглядевшись на красивую женщину, сидевшую в первом ряду, кресел за десять справа от него, пропустил момент, когда на ринге появился Хряк. Для него этот незнакомец с похожим на свиной пятачок носом возник на площадке внезапно, и тут же в зале погас свет, в то время как ринг залило слепящее электрическое сияние.

– Дамы и господа, – громко сказал Хряк, широко разводя руки жестом профессионального зазывалы. Борис Иванович отметил про себя, что он, во-первых, никуда не годный шоумен, а во-вторых, сильно запыхался. – Я рад приветствовать вас на финальном поединке нашего турнира. Турнир, как и его участники, не нуждается в представлении и рекламе, поэтому я буду краток и не стану надолго отвлекать вас от этого захватывающего зрелища. Итак, как вам, должно быть, известно, в финальном поединке сегодня встретятся Зверь и его достойный соперник, выступающий под псевдонимом Кэп! Напоминаю, что победитель этого поединка получит приз в десять тысяч долларов и право встретиться в показательной схватке со звездой мирового спорта, непревзойденным мастером гладиаторских боев, на счету которого сотни побед и ни одного – ни одного, господа! – поражения, многократным чемпионом мира по кикбоксингу Семеном Губой!

Амфитеатр отозвался коротким восторженным рыком. Сосед Рублева, повернувшись к нему, сказал, перекрикивая шум:

– Сеня – это класс! Хребты ломает, как спички.

От него еще ни один живым не ушел, представляете?

– Что вы говорите, – вежливо поразился Комбат, глядя на ринг.

Хряк еще раз изобразил распятие, сделал публике ручкой и поспешно удалился. На смену ему с противоположных концов зала на арену вышли финалисты.

Рублев, до сих пор немного волновавшийся за судьбу Французова, облегченно вздохнул: это все-таки был он. На капитане были только красные боксерские трусы с дурацкой золотой каймой да белые борцовки. Лицо его выглядело немного осунувшимся, но спокойным и сосредоточенным, как перед боевым выбросом. Комбат хорошо знал это выражение, и ему стало немного жаль парня, которого Хряк называл Зверем.

Зверь был на полголовы выше рослого Французова, но немного уже в плечах и в тазу. Двигался он быстро и плавно, как ртуть, и Борис Иванович слегка нахмурился: это был, похоже, серьезный противник. Мускулистое смуглое тело Зверя лоснилось, видимо, смазанное каким-то кремом или жиром. Он прыгал по рингу, время от времени скаля зубы и издавая глухое рычание: работал на публику. Публике, впрочем, все эти обезьяньи ужимки были явно до фонаря и не встречали в ней никакого отклика.

– Что ты скачешь, дай ему! – выкрикнул кто-то.

Амфитеатр одобрительно зашумел.

Ударил гонг, и бойцы пошли навстречу друг Другу. Рефери на ринге не было, да и зачем рефери в поединке без правил? Зверь с ходу нанес хлесткий удар ногой – это было действительно красиво, высоко и мощно, как в кино, но Комбат с удовольствием отметил, что парень глуп и чересчур любуется своим умением высоко задирать ноги: настоящий профессионал не стал бы тратить силы, нанося красивые, но малоэффективные удары ногами в голову, а постарался бы сначала немного приблизить эту голову к земле, как следует обработав голени и коленные чашечки соперника.

Французов легко блокировал удар, нырнул под моментально последовавшую за ним "вертушку" и провел молниеносную подсечку, после которой неподготовленный человек наверняка отправился бы в больницу со сломанной лодыжкой. Зверь, однако, легко избежал опасности, просто подняв ногу и тут же снова опустив ее на место с негромким стуком. Вслед за этим последовал целый каскад ударов и блоков. Зверь напирал, Французов хладнокровно защищался, публика ревела, как стадо разъяренных быков, подбадривая Зверя и понося капитана.

– Трус! – фальцетом визжал сосед Бориса Рублева. – Сосунок! Беги к маме, пусть даст тебе сухие трусы!

Комбат сохранял спокойствие, несмотря на острое желание сломать что-нибудь своему темпераментному соседу, возможно даже шею. Он терпеть не мог крикунов и скандалистов. Они не признавали ни логики, ни доводов разума, ни обыкновенной порядочности и справедливости. Они не признавали ничего, кроме звуков собственного оглушительного голоса и собственного тупого, наглого хамства. Комбат старался избегать конфликтов с этими людьми, потому что при первом же визгливом вопле в нем просыпался тигрлюдоед, которого порой бывало очень трудно снова уложить спать: он хотел убивать, просто для того, чтобы этот ор наконец прекратился.