Андрей Воронин: Игра без правил

В уставший от холодов и слякоти серый город победоносно вступила весна. С запада вдруг надвинулись низкие, тяжелые от пропитавшей их влаги облака и на неделю зависли над городом. Затяжной дождь смыл с улиц и мостов последние языки грязного снега, черные наледи окончательно растаяли и стекли в ливневую канализацию темными непрозрачными ручьями. Земля насквозь пропиталась влагой, воздух становился теплее с каждым днем, и, когда дождь наконец прекратился, вдруг стало заметно, что город подернут полупрозрачной зеленоватой дымкой – ежегодная великая битва завершилась, и зеленый цвет был цветом победителя. Вскоре этой нежной дымке предстояло сделаться густой и пышной, потом зелень потемнеет и запылится, а немного позже в ней появятся предательские желтые пятна, но все это было впереди, и думать в это утро об осени мог только законченный пессимист и мизантроп.

Вячеслав Андреевич Колыванов не был ни тем, ни другим.

Несмотря на уже солидный возраст и полную трудов и забот жизнь, Вячеслав Андреевич сохранял бодрость духа и немного наивную уверенность в том, что все движется к лучшему. Цикличность времен года для него была пустым звуком: осень и зиму он считал просто кратковременной неприятностью, в то время как весна означала постепенное возвращение к нормальному порядку вещей. Все это вовсе не означало, что Вячеслав Андреевич Колыванов являлся клиническим дебилом. Механизм сезонных изменений климата не был для него секретом, и он ни секунды не сомневался в том, что Земля вертится, просто жить так, как он жил, ему было удобнее. Земле удобно вертеться, а Вячеславу Андреевичу Колыванову было удобно считать, что все люди от природы добры и отзывчивы, только немного испорчены квартирным вопросом.

О квартирном вопросе пенсионер Колыванов знал все, поскольку проживал в коммуналке, причем не в какой-нибудь псевдокоммуналке, состоящей из трех комнат, в которых отравляют друг другу существование две семьи, а в настоящей, полновесной коммунальной квартире, на закопченных потолках и липких стенах которой ядовитой пленкой осели оглушительные скандалы и подспудные свары нескольких поколений жильцов.

В этой чудовищной квартире, до революции принадлежавшей какому-то стряпчему, было двенадцать комнат, в которых теснилось в разные исторические периоды от восьми до десяти семей, так что о квартирном вопросе и его пагубном влиянии на моральный облик человека пенсионер Колыванов действительно знал все. Эти знания были в основном весьма печального свойства, но Вячеслава Андреевича это нисколько не смущало, поскольку его оптимизм не был результатом логических размышлений, а являлся природной основой его характера.

Все, что он наблюдал за долгие годы своей жизни в коммуналке, было для него, так же как и непогода, просто временным отступлением от нормального порядка вещей. Поэтому, когда наступала весна, Вячеслав Андреевич всегда испытывал небывалый прилив энергии, и даже скрипучие сентенции своей вечно чем-нибудь раздраженной супруги воспринимал с философской улыбкой, что приводило его благоверную в совершеннейшую ярость.

Жена считала Колыванова просто блаженным, которого Господь навесил ей на шею в наказание за какие-то неведомые, но несомненно тяжкие прегрешения. Особенно бесила ее страсть мужа к рыбалке, которой тот посвящал львиную долю своего времени. И добро бы хоть рыбу приносил! Впрочем, какая рыба в Фонтанке… Налижутся с дружками, вот и вся рыба.

Выпить Вячеслав Андреевич действительно любил, хотя ни разу в жизни не напивался по-настоящему, до отключки, и никогда не имел по этому поводу проблем с милицией. Точнее говоря, проблем с милицией он не имел вообще, и его контакты с правоохранительными органами ограничивались тем, что он вежливо здоровался при встрече с участковым – со старым участковым, уже ушедшим на пенсию. Новый, бледный, как узник Петропавловской крепости, худосочный и вечно чем-то озабоченный лейтенант приветствий Вячеслава Андреевича попросту не замечал, занятый, надо думать, решением важных государственных проблем.

Колыванов проснулся в половине пятого и понял, что заснуть больше не удастся.

Сон в последнее время был редким гостем в постели Вячеслава Андреевича, хотя раньше Колыванов любил поспать. В этом усматривалась некая ирония судьбы.

Раньше выспаться удавалось редко, каждый день в шесть утра его поднимал с постели старенький жестяной будильник, напоминая о том, что пора начинать новый день; теперь же, когда времени сделалось предостаточно и можно было спать хоть круглые сутки, сон упорно бежал от него.