Белкина тут же захихикала, потому как цену газете «Свободные новости плюс» знала не хуже редактора.
– И тебе не хочется про порнографию думать?
– Не хочется, – честно призналась Белкина. – Я люблю живую природу, натюрморт – не поход в ресторан, а порнография – не занятие сексом.
– Полностью с тобой согласен. Варя. Вот эту мысль и проведешь в серии статей.
– В серии? – присвистнула Варвара. – Это уже попахивает социальным заказом или идеологической кампанией – Это и есть твое редакционное задание. Варвара с подозрением посмотрела на главного редактора, не тронулся ли тот: с чего это вдруг ему захотелось освещать проблему порнографии. Вроде такой идеи в воздухе над Москвой не носилось, все идеи Варвара чувствовала нутром.
– От кого заказ исходит? – напрямую спросила она главного.
– Для тебя он исходит от меня, – и главный виновато улыбнулся, давая понять, что дальше раскалываться не намерен.
Варвара не слишком интересовалась тем, кто стоит над главным. Разные слухи ходили в городе, слухи взаимоисключающие. Как понимала Белкина, распускал их сам Яков Павлович. То все пребывали в уверенности, что газету финансирует банк, потом шепотом кто-нибудь из людей, приближенных к власти, сообщал, что на самом деле газета принадлежит нефтяной компании со смешанным капиталом, затем, после серии статей, восхваляющих московское правительство, все решили, что газету тайно финансирует мэрия.
Сам же Яков Павлович никогда напрямую на этот вопрос не отвечал, и для Белкиной он стал настоящим табу. Лучше не знать, кто тебе платит деньги, но знать, сколько тебе заплатят. При этом Белкина считала, что никогда не поступается с совестью, пишет в меру честно.
– Значит, порнография мой удел? – убежденно произнесла она.
– Порнография, – подтвердил главный.
– В каком разрезе? Осудить или превознести?
– Как ты сама к этому относишься? Должен же я знать, можно тебе доверить писать?
Белкина надменно пожала плечами, мол, мне можно доверять любое дело, не завалю.
– Отношусь я к этому индифферентно.
– Правильно, – тут же оживился главный, – значит, ты беспристрастна. Об отпуске уже думала? – вкрадчиво поинтересовался Яков Павлович.
– Что о нем думать, – Белкина с отчаянием махнула рукой, – денег нет.
– Деньги будут, – очень тихо, словно боясь, что его услышат остальные сотрудники, произнес главный.
Белкина знала, такими словами в газете просто так не бросаются, на эту тему не шутят. За дурную шутку можно и в глаз получить, несмотря на ранг.
Рука главного, как у карточного шулера, исчезла под столешницей, хотя он продолжал смотреть в глаза Белкиной. Варвара затаила дыхание: «Сколько даст? – подумала она. – Сто? Двести? Нет, сказал, что хватит на отпуск, а это никак не меньше семисот долларов».
Главный медленно вынимал руку ладонью вниз, и, когда Белкина уже прожгла ладонь глазами, он перевернул руку и распустил купюры веером, как карты. «Семьсот», – быстро сосчитала взглядом Белкина.
– Это аванс, – сказал главный, – в гонорар он не входит. Когда закончишь серию статей, получишь еще столько же. И уматывай к чертовой матери, чтобы мои глаза тебя не видели. И не вздумай звонить оттуда и рассказывать, как тебе там хорошо, потому что я ухожу в отпуск зимой.
Белкина поняла, что отказаться уже не сумеет, рука сама тянулась к деньгам. «Себе оставлю триста, закрою половину долгов. Вот счастье привалило! А по гороскопу у меня сегодня день скверный. Если этот день скверный, то каким же будет счастливый?» – Белкина улыбалась.
– Довольна?
– Довольна ровно на триста долларов.
– Почему на триста?
– Четыреста я должна отдать.
Главный на эту фразу своей сотрудницы не отреагировал:
– Все материалы будешь показывать мне.
– Погодите, я еще не совсем взяла в толк, о чем и как писать.
– Интересно и увлекательно, чтобы оторваться нельзя было.
– Я иначе, Яков Павлович, не умею. Обижаете.
– Верю в тебя. Главные мысли я тебе высказал. Белкина кивнула:
– Угу…
– Дальше работай сама.
– Когда надо?
– Еще вчера, – произнес дежурную фразу главный.
– Значит, две недели впереди у меня есть?
– Да, две недели на все про все. Серия из четырех статей – на месяц, в каждом номере по развороту. Иллюстрации – тридцать процентов площади.
– Для порнографии тридцать процентов маловато, – стала торговаться журналистка.
– Хватит. Печатать порнографию мы не станем, мы должны доказать ее полезность.
Читать дальше