– Спокойно, спокойно, – с порога увидев своего подчиненного, лежащего на диване, произнес капитан, – не надо по стойке смирно и честь отдавать не надо. Дока кто?
– Никого, – сказал сержант Кузьмин, одновременно довольно и разочарованно.
– Жена где?
– У нее свои дела.
– Это понятно. Муж раненый – не может, так она к любовнику.
– К какому любовнику! Кому она нужна!?
– Ладно тебе, Коля, баба вещь всегда нужная – не потрахаться, так поесть приготовить или полы и посуду помыть.
Капитан поставил на стол бутылку, Парфенов положил целлофановые пакеты.
– Тут тебе, Коля, фруктов, витаминчиков, чтобы поскорее поправлялся. Икорка, осетринка и все такое… Так что ты уж не обессудь, что мы к тебе в госпиталь не наведались. Знаешь, такое началось! Пока мы с сержантом все уладили, время и ушло.
– Знаю, смотрел телевизор. Это вы, надо сказать, ловко придумали.
– Это не мы придумали, – встрял в разговор сержант Парфенов, – любитель бриллиантов придумал.
– Быстро у него голова соображает.
– С чего бы он не соображал.., если задница в мыле? Любой соображать начнет, – почти прорычал капитан. – Что, сержант, стоишь, стаканы неси. Тебе нельзя, а я с Николаем за здоровье выпью.
– Мне тоже нельзя, капитан: антибиотики колют.
– Какие, на хрен, антибиотики? Коньяк – самый лучший антибиотик. Я войну пришел, знаю, – капитан Пермяков с таким выражением произнес фразу «я войну прошел», словно он воевал в кампании 1812 года или, на худой конец, 1941 года. На самом же деле он побывал лишь в Абхазии и в серьезных боевых действиях не участвовал.
Сержант принес из кухни два стакана. Капитан отвинтил пробку на коньячной бутылке.
– Не бойся, Коля, в сумке еще одна бутылка есть, шоколад там и всякое такое. Яблоки хорошие, груши, ананас.
– Деньги?
– Ах да, деньги… Вот память хорошая у тебя, Коля. Так, значит, говоришь, пуля не зацепила кость?
– Слава Богу, не зацепила.
– Это хорошо, что не зацепила. Деньги вот, – капитан двумя пальцами залез в карман рубашки и вытащил худенькую стопочку американских долларов. – Здесь штука. Понимаешь, жене Быстрякова мы со Славой много денег отвалили. Скажи, Слава?
– Да, Коля.
– Так что тебе штука и получилась, как положено.
– Почему так мало? Меня, можно сказать, чуть не убил этот ублюдок, а он всего штуку? Скотина! Самая настоящая скотина!
– Коля, не горячись.
– Что не горячись? Как грязную работу делать, так всегда мы, а как деньги, так всегда их нет. Может, нам самим наехать на Тимура по полной программе и тряхнуть его? Капитан, как ты думаешь?
– Погоди, не спеши, Коля, Выпей, – капитан нервно и пренебрежительно чокнулся со стоящим на тумбочке стаканом своего подчиненного и залпом выпил конь як, затем достал из кармана мятую пачку сигарет и закурил. Ища глазами пепельницу, он нервно заходил по комнате.
Раненый милиционер решил встать.
– Лежи, чего тебе вставать. Выздоровеешь, поднимешься на ноги, тогда с ними и разбираться станем. Сегодня к нему едем, вызывает он нас.
– Кто, Тимур? – спросил раненый милиционер.
– Тимур, а то кто же! – недовольно произнес сержант Парфенов.
– Вот ты и скажи ему, Парфен, что, мол, мало мы дали денег нашему другу, тем более раненому. Скажи, что дорогие лекарства…
– Посмотрим. Ты не горячись, Коля, – капитан еще раз налил коньяк в стаканы, не поленился даже подняться с табуретки и подать стакан раненому. – Выпей и не горячись. Мы без тебя с Парфеном все обставим, так что горячиться не надо.
– Я и не горячусь, мне просто обидно. Под пули подставляться, так иди, а как денег дать, так их нет. Сколько хоть жене Быстрякова дали?
– Много дали, много. Три тысячи дали.
– Три тысячи? – возмутился раненый. – Этого даже на хорошие похороны и приличный памятник не хватит.
– Дашь больше, жена может заподозрить неладное. Так что мы к ней подошли, сказали, что, мол, одолжили мы у ее мужа деньги, теперь возвращаем.
– А она как заплачет, как заревет, – продолжил сержант Парфенов:
– «Не знаю я ни про какие долги, мне муж ничего не говорил». А потом успокоилась и говорит: «Спасибо вам, ребята». Потом опять как закричит: «Почему моего мужа, а не кого-нибудь другого?». А капитан ей говорит, мол, не ори, дура, вот и Кузьмина подстрелили, и мне могли пулю в живот всадить. Видит Бог, мы от пуль не прятались.
– Да, жаль, конечно, Быстрякова, очень жаль. А хоронить его где будут?
– Повезут в деревню под Тамбов. Он же оттуда, тамбовский волк.
Читать дальше