Леонид Влодавец - Простреленный паспорт. Триптих С.Н.П., или история одного самоубийства

Радостью этого дня был баллон с газом, который наконец-то привезли. Кроме того, вечером пришла Люська с курицей и баночной селедкой. Это уже походило на семейную жизнь, и Серега с некоторым смущением сказал:

— Ты, Люсь, уж больно тратишься на меня. На вот… две сотни…

— Это чего, уже расчет, что ли? — прищурилась она. — Надоела?

— Нет. Это как жене, на хозяйство.

Фыркнув, не без удовольствия, Люська деньги забрала. Похоже, ей понравилось быть в роли жены, и она, отстранив Серегу, изготовила ему курицу по всем кулинарным правилам так, что пальчики оближешь. От вчерашнего пиршества тоже осталось порядочно, взялись доедать, но так все и не доели.

— Гальку в ту среду судить будут, — сообщила Люська. — Жена ее братца двоюродного приходила. У них похороны, так ей вне очереди. Ругалась, спасу нет! Я и то столько мата не знаю. «Расстрелять ее надо, тра-та-та, самой глаза повыкалывать!» — и в рев. Страшное дело! Во озверел народ, а? Наши бабы говорят, что до гражданской войны может дойти… Правда, что ли?

— Не знаю, — хмуро ответил Панаев, — теперь вообще, черт те что может быть! Только я думаю, это уж очень страшно будет. А если сгоряча ракетами начнут друг друга фигачить? Тут не то что Чернобыль, а уж не знаю что получится… А у нас если уж задрались — то не остановишь.

— Говорят, продавцов первых порежут…

— Ну, видать, насолили очень.

— Серенький, як тебе прятаться приду… Пустишь?

— В кровать, что ли? Прячься! Хоть сейчас.

Сегодняшний секс получился какого-то спортивного стиля. Не то йога, не то ушу, не то аэробика. В общем, весело и капельку безобразно. Бегали по комнатам, ползали по полу, прижимались к стенам…

Во время этих игр, когда Люська, ухватив Серегу за запястья, изобразила из него распятие, в голове Панаева вновь мелькнула прежняя картинка, которая привиделась ему ночью: Христос на кресте и женщина… Искушение? Соблазн? Что же все-таки за дама вертится вокруг Спасителя? Или она языческая богиня, снизошедшая к человеку, отвергнувшему ее ради веры в единого Бога? Ересь?! А почему бы и нет! Время нынче такое, все ереси всплывут ли, они, как известно, не тонут… Или это символ вселенской любви?

Но, конечно, додуматься не позволяла обстановка. Слишком уж азартна и непоседлива была сегодня Люська…

Когда засылали, Серега спросил:

— А не знаешь, Гошу когда хоронить будут?

— Никогда, — зевая, ответила Люська. — Он себя продал. С него скелет пойдет на учебное пособие. Потроха раньше заспиртуют, мозги. Может, для медучилища, а может, еще для кого…

— Бр-р… — поежился Серега. — Веселая жизнь! И почем, интересно?

— Рублей пятьсот, говорят.

— Это всего-то? За человека?

— Да он же весь проспиртованный, от него же на запчасти ничего не возьмешь — все гнилое… Ты что, тоже, что ли, решил продать?

— Да нет… Мне пока не надо, сегодня тыщу получил за картину.

— Вот так вот, а мне, значит, как жене, двести?

— Ладно, посмотрим на твое поведение, а то и прибавим…

— Спасибо, гражданин начальник…

Люська лениво потянулась к нему, скользнув гладкой грудью по его ребрам, поцеловала и погладила по щеке. Она заснула быстро — набегалась, видно, а Серега заснуть не мог, хоть и устал. Уже прочно врубилась в мозг эта картинка. Христос должен быть неживым, это теперь Серега знал точно. Он должен быть чем-то средним между распятием и иконой, но не объемным. Женщина, напротив, должна быть очень земная, такая, какими греки видели своих богинь. Только сияние должно вызывать сомнение в ее плотском естестве… И лица ее не стоит показывать. Пусть стоит спиной и тянется руками к его кровоточащим запястьям на кресте. Да, но тогда она получится огромной, а Христос — коротышкой. И она заслонит его почти целиком, если соблюсти пропорции… Может быть, так и надо? Нет, надо прикинуть…

Где-то ведь у них было распятие! Еще на втором курсе какой-то приятель подарил Панаеву настоящее распятие, приобретенное в литовском костеле. Серега его привез домой, прибил над кроватью, но мать его сняла: «Ты чего, в Бога веришь?» — «Нет…» — «А зачем вешаешь? Не срамись!» Кажется, она его не выкинула, а положила куда-то. Вроде бы в тот самый сундук, который стоял в кладовке. Серега уже не помнил, заглядывал он в этот сундук, когда вступал в права наследника, или нет. Не терпелось поглядеть, и Панаев слез с кровати. Не включая света, вышел в коридор, в кромешной тьме прошел привычную дорогу, толкнул дверь, в которой по-прежнему не было замка, щелкнул выключателем.