Владимир Першанин - Диверсанты Судоплатова. Из Погранвойск в Спецназ

– Молодой, а такой гаденыш был. Ко всем девкам привязывался. Хвалился сережками, которые с убитых снимал. Пойдем, мол, прогуляемся, а я тебе сережки подарю. А у самого гнилыми зубами изо рта воняет.

– Крепко его твоя маманя-покойница уделала.

– Подох он после в немецком госпитале. А маму убили и дом сожгли. Из всей семьи мы с Пашей остались.

А Пашу Шестакова вызвал в тот день к себе капитан Журавлев. Принесли горячий чай с сухариками. В землянке сидели старший лейтенант Кондратьев и сапер Степа Пичугин, которого, по слухам, представили к ордену Красного Знамени.

Пашка мелкими глотками пил сладкий чай, гадая, зачем его вызвало к себе начальство. Но вопросов не задавал, ожидая, что скажет командир.

– Павел, у тебя брат на железной дороге ведь работал?

– Работал, – кивнул парень, отставив в сторону стакан. – Его фашисты заставили, а после взрыва эшелона расстреляли Лешку вместе с другими заложниками.

– Ты с ним до войны иногда вместе в рейсы ездил?

Пашка снова кивнул. Добавил, что не только до войны, но и после, в качестве второго помощника машиниста.

– Мост у станции Витемля помнишь?

– Конечно, помню. Последний раз в начале лета там бывал. Поезд тормознули из-за бомбежки, и мы целый час там простояли.

– Не сумели наши бомбардировщики его разрушить?

– Нет, – покачал головой Паша. – Охрана сильная. Четырехствольные пушки, пулеметы. Такой огонь открыли, что сразу два наших самолета подбили. А затем истребители с крестами появились, еще один самолет подожгли, он прямо в воздухе развалился.

– Ты можешь план нарисовать, где там у них охрана, зенитки и пулеметы стоят?

– Смогу… Может, сейчас что изменилось. А в те разы я хорошо запомнил.

Высунув от усердия язык, Паша Шестаков, единственный уцелевший мужичок из когда-то большой семьи, чертил схему охраны моста.

– Еще там полицаи с весны дежурят, – поднял голову паренек. – Близко к мосту их не подпускают. Метрах в трехстах патрули, окопы замаскированные. Что, хотите мост взорвать?

Неожиданный и наивный вопрос заставил Журавлева и Кондратьева переглянуться.

– Павел, ты ведь уже не мальчишка. Боец особого отряда НКВД, а задаешь ненужные, даже глупые вопросы. Ну как тебе верить, когда ты язык без нужды распускаешь? Чего от тебя дальше ждать? Придешь и все сестренке выболтаешь, а затем дружку Лене Жердяеву. Так?

– Простите, – встал по стойке «смирно» Паша Шестаков. – Болтанул не подумав. Ей-богу, буду молчать, ни слова никому не скажу.

Растерявшийся парень машинально перекрестился.

– Что, в Бога крепко веришь? – насмешливо спросил Федор Кондратьев.

– Мамка верила, а я так… За нас молилась, только Бог ей не помог. Старший брат на фронте погиб, среднего, Лешку, немцы расстреляли. Мамку тоже убили и дом сожгли. А я мстить буду.

– Ладно, замнем, – отмахнулся Журавлев. – К мосту можно приблизиться?

– Если полицаев обойти, то метров на сто пятьдесят можно, – кивнул Паша. – А дальше голое место, каждый куст вырубили. Говорят, мины кругом понатыканы.

– А это лодка нарисована? – показал карандашом Журавлев на середину реки.

– Там на якорях выше по течению небольшая баржа стоит. На ней пулеметы и прожекторы. Следят, чтобы мину на плоту не пустили. Говорят, даже сетка натянута.

– Сколько тебе годков-то, Павел Семенович?

– Шестнадцать пока. В январе семнадцать стукнет, как раз под Рождество.

– В общем, о нашем разговоре громче помалкивай. Возможно, завтра или послезавтра пойдешь с товарищем Кондратьевым на задание.

– К мосту?

– Забудь это слово! – не на шутку разозлился Федор Кондратьев. – Грибы собирать, рыбу удить… Устраивает?

– Так точно.

Спустя двое суток группа из семи человек в составе Федора Кондратьева, снайпера Василя Грицевича, четвертых саперов и бойца Павла Шестакова с рассветом двинулась в путь. Паша получил карабин, патроны и гранату-«лимонку», которой он собирался взорвать полицая.

Никаких вопросов он больше не задавал. Семь человек шагали по свежевыпавшему снегу, за спиной вещмешки с запасным бельем и сухим пайком на три дня. Куда, зачем идут, Паша мог лишь догадываться.

И еще одна группа покинула отряд. Переодетые в гражданскую одежду, шли в сторону райцентра лейтенант-особист Авдеев Виктор, старший сержант Николай Мальцев и боец-проводник из местных жителей.

У каждой группы было свое задание.

Ювелир, о котором подробно рассказал полицай Геннадий Трегуб, жил в небольшом доме ближе к центру районного городка. Хозяин дома и мастерской, еврей-часовщик, эвакуировался в глубину страны, забрав с собой семью, которой грозила в оккупации смерть.