Александр Пересвет - Плата кровью

– А чего звать-то? Весь цивилизованный мир и так против вас. Мы – только начало ответки. Это к вопросу о нашей победе над Рашкой – когда весь мир против вас поднимется, посмотрим, как вы запоёте.

– Ну да. И за Наполеоном вся Европа шла, и за Гитлером… А в Париже и в Берлине мы стояли. Только жаль, не добили прихвостней фашистских у себя дома.

– Ты, кацап, хоть разницу знаешь между фашистами и националистами?

– Да по фиг! То, что миллионы людей на Донбассе повидали, они зовут фашизмом. И относятся к вам как фашистам. И конец вам будет такой же.

Ударит? Должен! Нет, собака, только ухмыляется:

– Дурак ты! И дурь это пропагандистская! Мы – не фашисты. Мы – за Украину. Где вот сейчас, здесь, нашими руками и кровью павших героев создаётся новая украинская нация. В том числе и русские в этом участвуют. Я сам – русский по крови. Но – украинец по нации. И ты тут хоть изойди дерьмом на фашистов, но мы – не они. Мы – националисты в самом благородном значении этого слова. Недаром здесь, на Донбассе, целая куча русских воюет против российской агрессии и бандитского сепаратизма…

– От национализма до нацизма – меньше скока воробьиного. Можешь сколько угодно доказывать, что на Украине фашистов нет, а воюют против собственного населения ангелы в солдатском обличье. Скажи, жители села Сокольники сами дома свои подорвали и сами себя расстреляли в знак раскаяния, что участвовали в референдуме о независимости?

– Ангелы, говоришь? А хочешь, я тебе предъявлю видео, где сепары местные или приезжие из Ухты на камеру признаются, что убили десятки пленных украинцев? Или это тоже пропаганда?

– Тухлый номер, – возразил Александр. – Ты ж меня самого завтра выгонишь мины расставлять. Убеждай кого другого, я-то – профессионал. Что ваши ангелы творят на Донбассе, своими глазами повидал. Предположим, я тебе поверил, что ваших пленных расстреляли. И вот что скажу: мне лично погибших украинских ребят ничуть не менее жалко, чем луганчан, донецких или ухтинских. Я про тех из ваших, кого забрили в армию и бросили в эту мясорубку. Но вас, сволочь идейно-нацистскую, я бы сам расстреливал.

Удар ногой по рёбрам свалил его с табурета. Кажется, на секунду он потерял сознание, но очнувшись, новой боли не почувствовал. То ли адреналин действовал, то ли общее возбуждение. Ну теперь-то, падла, вытащи пистолет! Давай, гад!

Нет, справился с гневом нацик.

– Ладно… – неожиданно хладнокровно сказал «айдаровец». – Забить я тебя всегда смогу. И болтал только для того, чтобы выяснить, насколько ты упоротый.

– Выяснил?

– Упоротый, куда там! Просто по ходу выяснил, что не журналист ты. Не объективный потому что. Ты должен быть sine ira et studio, без гнева и пристрастия. А ты мне тут целую лекцию прочитал про право России вторгаться и убивать по праву сильного. Ещё исторически обосновал. В общем, спасибо тебе, сам себя ты из журналистов изгнал, а значит, стал тем самым россиянским агрессором. И те, кто запись разговора нашего прослушают, придут к тому же выводу…

«…Ах ты, сука! – выругался про себя Молчанов. – Думал, спровоцирую, а вместо этого сам на провокацию попался. Как щенок. Смонтируют запись, и готово – московский журналист с целой программой антиукраинских взглядов и вызовов»…

– В общем, ты попал, – словно прочитал его мысли айдаровец. – Ты в моей власти, усеки это. Это – моя операция, и отчёта с меня за вас никто не спросит. Прикажу вас завалить здесь – никто не чихнёт, а чихнёт – война всё спишет. Подложим вас с оторванными ногами возле Попасной, зафильмуем, как вы мины ставили, да сами на них подорвались, когда мы стрелять начали. То есть всё будет то же самое для вашей дискредитации – только вы жить уже не будете. И ни при каких обстоятельствах героями вам не стать. Сами не захотите, так тушки ваши будут сотрудничать. Мёртвые не сопротивляются…

Он зло осклабился, склонившись к пленнику:

– Так я в последний раз мирно спрашиваю: будешь сотрудничать?

Прошипеть «пош-шёл ты…» Александр не успел…

Машину приткнули недалеко от газозаправочной станции на выезде из города. Идеальное место, хотя и не без риска.

К территории пансионата просачивались осторожно. Вряд ли, конечно, «укропы» в промзоне на собственной территории понаставили растяжек, но чем чёрт не шутит. Хорошо, что уже достаточно стемнело – стояла та лохматая серость перед окончательным приходом зимней ночи, когда вроде бы видно, но одновременно всё сливается, остатки света накрываются побегами темноты, и картинка расплывается и растворяется. ПНВ пока мало пригодны, но без них уже не особо и разглядишь осторожно перетекающие из тени в тень четыре фигуры в тёмном.