Александр Пересвет: Плата кровью

© Пересвет А., 2017

© ООО «Издательство „Вече“», 2019

© ООО «Издательство „Вече“», электронная версия, 2019

Куда их везли, было не видно. Конвоиры не снисходили до объяснений. Но по всему выходило, что путь получался каким-то мудрёным. Сначала поехали в одну сторону, затем явно развернулись. Петляли, подпрыгивая на дороге, потом остановились.

Сергей Зайцев, писатель, что помоложе, попросился дать оправиться – а заодно пусть и руки перевяжут, а то отсохнут к чертям. Конвоиры поглумились некоторое время, похохатывая над собственными же плоскими шутками на тему, что сделают с «поганым москалём», ежели тот забрызгает им машину. Но потом несколько образумились, позволили удовлетворить естественные надобности, и даже сняли на время эти пластиковые держатели. Срезали, точнее говоря. Позволили размять руки, потом дали каждому по рёбрам – не очень сильно – и снова загнали в будку на колёсах.

Рук уже не связывали. Зато завязали глаза и строго предупредили насчёт того, чтобы не вздумали снять повязки.

Потом куда-то поехали, куда-то приехали. Куда-то повели.

Вокруг чувствовалось оживление. Судя по гнилостному запаху давно не стиранной одежды, они находились в окружении солдат из ВСУ.

– Пленные, что ли? – обратился кто-то к их конвоирами.

– Больше! Четвёртую власть привезли! Журналистов!

– О! Это хорошо! Ох, и люблю же я пластать этих писак! Нагаечкой! Одно загляденье!

Говорят по-русски, хотя у второго явное украинское произношение. Не мягкое донбасское «гэканье», а такое глубинное, настоящее. Это что же, даже в карательных войсках на Донбассе русский язык у них является нормативным? Слыхал про это, а тут вот факт увидел. Интересный фактик, надо будет использовать где-нибудь в репортаже.

Ага! Если он будет, репортаж тот. Пока что всё идёт плохо, ввинчиваясь в какую-то всё более глубокую спираль.

Ещё чей-то деловитый голос:

– Сепарские журналюги?

– Бери выше – россиянские!

– Ага-а! Дай-как я хоть одного прирежу!

– Но-но, борзой слишком! Ценная добыча, до штаба ведём…

Что характерно, диалоги по-прежнему велись исключительно на русском языке…

Завели в какой-то дом, развели по разным комнатам, снова связали руки. Начали допрашивать уже всерьёз: «Кто такие?… Кто послал?… Зачем?… Какое задание?…»

Били не сильно, но унизительно. Пощёчины отвешивали. Один «следователь» отчего-то щипаться начал, кожу выворачивать. Сильно, подлец, крутил, тут уж было больно по-настоящему!

Никакие ответы во внимание не принимались: каратели твердили только одно и то же: «Никакой ты не журналист! У тебя поддельные документы. Ты – вражеский шпион». Ну, агент «Путина-Суркова» – это уж так, дежурно…

Видя, что Александр стоит на своём (а ещё бы – иное поведение грозило крупными неприятностями, вплоть до смерти, а смерть, как говорится, – достаточно крупная неприятность), главный из допрашивающих начал психовать. Велел найти швабру, долго тряс ею перед носом задержанного, грозился вогнать её в зад по самое горло. Потом придумал идею получше, стал стращать казнью на колу: «Тут у нас фронт, законы тут свои. Мы тут пару сепаров недавно на палю подсадили – ох, как они извивались! Долго умирали…»

Потом и вправду распорядился заготовить кол, с наслаждением продемонстрировал его Александру.

В иной ситуации посмеялся бы, пожав плечами: обычной палкой с заострённым концом угрожают. Но сейчас было не очень смешно. Совсем не смешно было, если признаться. Как-то вот верилось, что «укроп» может реально воткнуть её в человека.

В каком-то фильме Александр видел, как казнили на колу. Действительно, сидит человек анусом на острие, сползает потихоньку вниз, пропарывая себе внутренности, – а под ним пируют, смеются и поднимают бокалы его враги. Да уж, обидно так помирать. Унизительно…

Потом «следователь» куда-то вышел, вернулся злой. Сильно, жестоко ударил пленного носком берца по рёбрам. Александр слетел в табурета и некоторое время корчился в ногах у мучителей, не умея даже набрать воздуха в лёгкие. Блин, как больно-то! Если рёбра сломал, каюк мне – в условиях фашистского концлагеря с этим не выжить. А понятие фашистского концлагеря и поведение этих уродов вполне совпадали.

Они и были – чистые эсэсовцы. Даром что по-русски говорили…