Юрий Селивёрстов - Аллегро с Дьяволом – II. Казань

– Я вам сделаю! Я вам, суки, сделаю!

Он помнит ощущение, как его лицо свело судорогой, и на лице застыло даже не выражение, а оскал, маска. Маска смерти, по которой текли слезы. Он плакал и скрипел зубами – не вернуть, никого не вернуть! Он понимал, что месть ничего не изменит, но все, что он мог сделать – это только отомстить. И чувствовал растущую, нет, раскрывающуюся бездонную огненную пропасть, в которую затягивало душу.

Он запомнил на всю жизнь, как все время ждал – когда же, наконец, взорвется башня и все закончится. Но взрыва не было, и дымящийся танк с повернутой на бок башней продолжал давить уцелевшие еще хибары…

Когда он пришел в себя, мотор уже заглох. Пыль осела. Пастух посидел немного в танке, рассматривая то, что еще недавно было кишлаком. Он словно ждал чего-то. И дождался. Недалеко от танка зашевелилась куча мусора. Показалась детская рука. Пастух почувствовал, как по спине пробежала капля холодного пота. Разгребая мусор и камни, из кучи вылезал мальчишка лет десяти-двенадцати. ВЫЛЕЗАЛ! Он не то что вылезать, жить не должен был. Грудь и живот мальчишки определенно побывали под гусеницами танка. Раздавленные и перемолотые, они представляли собой кашу из костей, мяса и тряпок, все это было покрыто слоем пыли. Правая рука была оторвана почти по плечо. Мальчишка вылез из кучи и медленно пошел к танку. У Пастуха волосы зашевелились на голове. Он сидел, не в силах пошевелиться. А мальчишка шел к танку, шел и плакал. Он что-то говорил, но Пастух не понимал. Вот внутренности, которые тянулись следом по земле, зацепились, и мальчишка обернулся, дергая их уцелевшей рукой. Отцепил, взял комком в руку и вновь двинулся к танку. Продолжая плакать и жаловаться на что-то. Пастух медленно достал автомат и направил на мальчишку, да вот нажать на курок не мог. Палец онемел. Автомат молчал, а мальчишка подходил все ближе. Внутри у Пастуха все заледенело, он молча смотрел на мальчика, и рад бы заорать, да не мог.

А мальчишка плакал и шел, придерживая внутренности рукой, и все жаловался. Пастух, не понимая слов, вдруг стал понимать смыл его причитаний.

– Что я теперь маме скажу? Она сказала беречь рубашку. Новая совсем рубашка, и рука. Как я теперь без руки? Мама меня ругать будет.

Мальчишка подошел совсем близко. Вот он протянул руку с кишками и положил ее на броню перед самым лицом Пастуха, внутренности смачно шмякнулись на броню…

Пастух смог все-таки закричать. Ухватившись за этот крик как за спасательный круг, с трудом разрывая липкие, словно трясина, объятия сна, он наконец проснулся.

– Господи, только не это! – простонала Настя, хлопнув по будильнику, который пикал сегодня особенно отвратительно. Разделавшись с ненавистным маленьким мерзавцем, она повернулась набок и обняла мужа. Иван мирно спал, как ни в чем не бывало.

«Конечно, ему вставать на час позже, знает, что я разбужу, вот и не реагирует на звонок. Разбаловался, суслик сонный», – лениво подумала Настя, то ли погладив, то ли ткнув мужа кулачком в бок.

В новую квартиру чета Тихих купила и новую мебель, в том числе и спальный гарнитур. Удобный и просторный. Но если честно, Настя грустила по старому дивану, на котором они проспали в своей однокомнатной почти одиннадцать лет. Она всегда спала у стенки, даже когда девчонки были маленькими и ей часто приходилось вставать ночью. Иван мужественно терпел ее ночное, подчас нарочито грубое, лазанье туда-сюда и ворчание «разлегся тут», но перекладываться к стене не желал категорически. Если честно, то Настя сильно и не настаивала: у стены она чувствовала себя гораздо уютнее. С одной стороны стена с ковром, с другой теплый бок мужа. А если «серый волчок» вдруг вздумает прийти в гости, то муж к-а-а-а-к даст ему больно в лоб, зря что ли в десанте служил?

Настырный будильник запищал вторично, Настя вновь его хлопнула.

«Надо вставать», – не очень бодро подумала она и улеглась на место.

Так, о чем это я, ах да, диван. О, старый диван, с ним связано столько приятных воспоминаний, медовый месяц, да и первые годы совместной жизни, мало чем от него отличающиеся. А сколько раз то он, то она опаздывали куда-либо, когда она, вставая первой и перелезая через мужа, что называется «цеплялась» за него. И скрипел он так… в такт… Настя улыбнулась, вспомнив, что тогда как раз старались всячески свести этот самый скрип к минимуму, дабы не разбудить подрастающих дочерей.

На этой просторной и удобной двухместной кровати у каждого персональный «выход», не «зацепишься». А вот если «волчок» придет, так ведь ухватит за бочок, а этого засоню не добудишься. Жену ночью украдут, а он будет дрыхнуть дальше, будто так и надо! Новый удар кулачка «потряс» мужа.