Владимир Гурвич - Федеральный наемник

Мне принесли мою одежду и снова я направился к Сулейману. На этот раз он встретил меня не в халате, а в шикарном черном костюме. Единственное, что не хватало Сулейману, так это галстука, ворот рубашки был не застегнут, открывая покрытую густой черной растительностью грудь.

— Садись, — бросил он мне. — Он налил коньяк в стопки, одну протянул мне. — Будешь?

Я взял стопку и выпил; теплая энергия великолепного коньяка пришлась для моего несколько утопленного недавним напряжением поединка организма как нельзя кстати.

— Честно скажу, не думал, что ты сохранил такую хорошую форму, — проговорил Сулейман. — А скажи честно, ты боялся, что я не выполню обещание. Ты не представляешь до чего хочется сгноить тебя в подвале.

— Но почему, это-то я как раз представляю.

Сулейман как-то странно посмотрел на меня и, не предлагая мне сигарету, закурил.

— Ладно, ты меня убедил. — Он положил ногу на ногу и откинулся на спинку кресла и даже на пару секунд закрыл глаза. — Но ты еще не до конца выиграл свою жизнь, все может измениться.

— Разве у нас не было договора?

— Да был договор, поэтому я с тобой и говорю. Сложись там все иначе, — кивнул он в сторону спортзала, — тебя бы несли сейчас вниз. Ты видел, желающих это сделать тут предостаточно, почти у каждого из них к тебе есть счеты.

— В самом деле, кажется здесь собрался клуб моих личных врагов.

— Не волнуйся, пока я им не прикажу, они ничего тебе не сделают. Но теперь все зависит от тебя.

— Что же именно зависит?

— Ты можешь не только спасти свою жизнь, но и заработать деньги. Много денег, столько, сколько ты даже еще ни разу не видел.

— В самом деле?

Внезапно Сулейман резко наклонился и достал снизу довольно объемистый чемоданчик. Он положил его на стол и открыл. Там ровными рядами, подобно солдаты на параде, лежали пачки американских сто долларовых купюр. Несколько ошарашенный открывшимся мне зрелищем, я смотрел на лежащие передо мной богатства.

— Знаешь, сколько здесь?

Я отрицательно кивнул головой.

— Ровно пятьсот тысяч. И они твои.

Я не без труда оторвал глаза от денег и посмотрел на Сулеймана.

— Я могу их взять?

— Ты даже не спрашиваешь, за что я тебе их даю, — засмеялся Сулейман.

— В самом деле, как-то выпала из головы такая мелочь. За что?

— Тебе предстоит выполнить одну работенку. Для такого как ты это в сущности пустяки.

— Что за работа?

— Убить человека.

Я решительно закрыл крышку чемоданчика.

— Спасибо, но мне не нужны деньги.

— Твое дело, — пожал плечами Сулейман. — Но в таком случае я вызываю людей, и они идут замуровывать тебя в подвал.

— Ты же обещал отпустить?

— Я и отпущу, если ты согласишься взять на себя это пустячное поручение.

— Я сидел в зоне, мне там чертовски не понравилось.

— Я понимаю, но мне глубоко наплевать, понравилось тебе там или нет. У тебя нет выбора. Или туда, — он показал пальцем вниз, — либо туда, — показал он на дверь. — Выбирай.

— Кого же я должен убить?

Сулейман вдруг рассмеялся.

— Но уж нет, сперва ты дашь согласие, а только потом я назову имя.

В своей жизни мне не раз приходилось убивать, можно даже сказать, что в некотором смысле убийство — это моя профессия. Но убийство в сражении, в бою, а не из-за угла, за деньги. Я даже никогда раньше и не предполагал, что мне придеться мучительно размышлять на такую непривычную для меня тему. Одна жизнь за другую, моя жизнь за жизнь другого человека. Как решить такое уравнение я не знал.

— Что ты молчишь? — спросил Сулейман и в его голосе послышалось нескрываемое презрение. — Ты так привык сидеть за колючей проволокой, когда тобой мог командовать любой, что отвык принимать решения. Я-то думал ты сразу же ухватишься за мое предложение. Разве ты не умеешь убивать? Когда ты стрелял в меня, я не заметил, чтобы твоя рука дрожала.

— То был бой, Сулейман.

Теперь Сулейман выразил свое презрение ко мне, к тому, что я говорил с помощью пожатия плеч.

— Какая в том разница, Командир. Если человек убил хотя бы одного человека, он навсегда почувствует ни с чем не сравнимый аромат этого занятия. Это как необычная специя. Признайся честно, на свете нет большего удовольствия, чем изрешетить очередью чье-то тело. Я видел твое лицо в бою, оно просто сияло от наслаждения, которое ты испытывал, стреляя в людей. Я никогда не забуду этого твоего выражения.

— Это было нечто другое, — не совсем уверенно произнес я. — Это было возбуждение от битвы, от ежесекундной опасности. Это был спортивный поединок вроде того, что был у нас тобой только что.