Владимир Гурвич - Федеральный наемник

Еще стоя под теплыми потоками воды, я обдумывал тактику предстоящего поединка, оценивал преимущества и недостатки мои и моего противника. Сулейман сильнее меня, зато он, несмотря на регулярные занятия в спортзале, несколько расплылся, выглядит тяжеловатым. Слишком много вкусно есть и сладко пьет. А значит, он не очень уж подвижен. Это единственный мой шанс — быть активней и быстрей его. Если ему удастся поймать меня в свой захват, считай мне конец. Из объятий Сулеймана мне не вырваться. Значит, мой единственный шанс не дать ему это сделать.

Под громкие крики болельщиков, мы исполняли на татами свой борцовский танец. Причем, каждый делал только ему присущие па. Я быстро убедился, что верно разгадал намерения моего противника, Сулейман в самом деле пытался заключить меня в свои смертельные объятия для чего он то и дело старался сблизиться со мной. Я же всячески уклонялся от этого, бегая вокруг него по кругу, словно молодая лошадка. Сулейман был уверен в своей победе, он смотрел на мои прыжки и издевательски скалился. Но я не обращал на подобное психологическое давление никакого внимания, куда больше меня беспокоили его попытки сбить меня с ног.

Но как бы я не был внимателен, я все же пропустил его атаку. Надо отдать ему должное, она была проведена мастерски; он двинулся на меня столь молниеносно, что я не успел сделать ни одного движения, как оказался на его спине. Меня спасло то, что упав после полета, я так быстро вскочил на ноги, что Сулейман не успел закрепить свой успех.

Я видел, что эта неудача вызвала у него раздражение, а это чувство мешало поддерживать выбранные им ритм и тактику поединка. Я вспомнил, что там в Южной республике он вел себя точно также; об его невыдержанности ходило много рассказов. Не все они были достоверны, но зато верно отражали характер моего нынешнего противника.

Теперь я знал, что долго выдержать такой темп ему не позволит слишком горячий южный нрав, и он снова бросится в атаку. Так и произошло; внезапно с громким криком, выбросив вперед ногу, он кинулся на меня. Его ступня пролетела буквально в сантиметре от моей головы; не успей я отклонить ее вовремя, для меня все бы уже кончилось. Сейчас же Сулейман, как метеор, промчался мимо меня и таким образом я оказался сзади него. Не воспользоваться столь благоприятным моментом было бы просто грех, я схватил его за шею, приподнял и резко подсек. Тот упал, как подкошенный, я бросился на него, схватив за руку, резко, ничуть не жалея противника, завел ее на болевой прием.

Глаза Сулеймана готовы были вылететь из орбит, они были до краев наполнены болью и ненавистью. Он попытался вырваться, но я еще сильнее завел его руку назад. Еще одно движение и я бы ее просто сломал бы. Мы оба это хорошо понимали, как понимали и то, что этот поединок закончился моей победой.

— Сдавайся, Сулейман, — сказал я и для большей убедительности своих слов сжал его руку так, что он не выдержал и застонал.

— Сдаюсь, — прохрипел он.

Я отпустил его.

Я стоял на татами, ощущая давно забытый, но ни с чем не сравнимый сладкий вкус победы. Рядом со мной медленно поднимался с ковра Сулейман. Я поймал его взгляд, и мое праздничное настроение мгновенно пропало — ничего хорошего он мне не сулил.

В этот миг зал буквально взорвался криками возмущения, ненависти, звериной злобы. Все, кто присутствовали здесь, требовали немедленной расправы со мной. Среди десятка мужчин в зале находилась только одна женщина, та самая, которую Сулейман назвал своей женой. Она единственная из всех ничего не выкрикивала, лишь молча смотрела на меня.

Я в свою очередь повернулся к Сулейману, понимая, что только от него зависит мое спасение от разъяренной толпы. Он же, судя по выражению его лица, колебался. Ярость боролась в нем с данным мне словом джигита.

— Ты обещал, Сулейман, — решил вмешаться я в его душевные борения, — поединок был честным.

— Да, честным, — неохотно подтвердил он. Затем внезапно закричал: — А ну молчать всем. Командир мой гость, он победил и никто не смеет тронуть у него и волоска. Слышите, что я вам всем сказал.

Крики мгновенно стихли, словно у всех этих орущих во всю глотку людей вдруг отключили, как у приемника, звук. Правда их ненависть ко мне от этого не убавилась, наоборот, вся ее энергия теперь переместилась в их глаза, которые смотрели на меня так, словно надеялись испепелить меня своими взглядами.

— Пойдем, — кивнул мне Сулейман.

Мы вышли из зала, затем в кампании охранников я вновь оказался в ванной комнате. На этот раз я не только смыл соленый пот под душем, но позволил себе окунуться в бассейн.