Георгий Олежанский - Шах и мат

— Хорошо, Максим, — ответил начальник, — по результатам доложишь.

— Есть. Один вопрос, — замялся Доментьев, — хотел бы получить подтверждение статуса и полномочий.

— Подтверждаю, — и начальник добавил: — только без излишнего фанатизма.

Максим улыбнулся:

— Слушаюсь.

Судья Дредд в одноименном фильме сурово и без эмоций сказал: «Я — Закон!»

Максима охватило ощущение безграничной власти; он как будто балансировал на грани вседозволенности, допустимый предел размылся. И хотя Максим был готов сорваться, все же рассудок не позволил ему совершить опрометчивый поступок.

«Полномочия!»

Сотрудники органов безопасности крайне редко получали привилегию самостоятельно принимать решения, не задумываться о законности своих действий.

«Чувствуешь себя богом?» — с нескрываемым сарказмом спросил Разум, на что Максим ответил утвердительно.

Он убрал мобильный телефон в карман джинсов и, немного поразмыслив, направился в сторону опорного пункта полиции.

В небольшой комнате за столом, заполняя какие-то бумаги, сидел капитан — мужчина средних лет. Как заключил Доментьев, это был офицер старой закалки, не претендующий на высокие чины и должности.

«Сгодится», — резюмировал Разум.

«Для чего?» — хихикнула Нижняя Чакра.

Полицейский на секунду поднял глаза, оторвавшись от заполнения бумаг, оценил вошедшего и снова углубился в работу.

Максим стоял в дверях, облокотившись плечом о косяк.

Молчание длилось около минуты.

— Не волнуйся, — неспешно произнес капитан полиции, — она не упадет.

И переложил исписанную бумагу в лоток для документов.

Сарказм полицейского Доментьев оценил.

— Это как сказать. Все зависит от того, как много прошло времени с момента, когда вы в последний раз отрывали свою задницу от стула, чтобы в этом удостовериться, — не уступив в язвительности, ответил Максим.

Капитан замер. Он поднял голову и равнодушно оглядел молодого человека, у которого, однако уже проглядывала седина и на лбу были частые морщины. Взгляд незваного гостя был жестким, в нем читалась решимость.

— Послужишь с мое, мил человек, — отозвался наконец капитан, по-стариковски сократив «милый человек», — будешь все знать, уже не вставая со стула.

И секундой позже добавил:

— Чем могу быть полезным органам?

«Ну, я же сказал, что сгодится», — не без гордости констатировал Разум.

Максим Доментьев вкратце изложил суть ситуации капитану, сообщив лишь необходимые для организации взаимодействия сведения.

«Прокофьич» — именно так капитан разрешил к себе обращаться — призадумался.

— Времени прошло немного, — сказал он, — запись с камер, что выведены на наш пульт, мы, конечно, подымем. Но, — тут Прокофьич недовольно поморщился, — на территории большинство камер САБовские, и основной поток информации проходит через них.

— Это обстоятельство вас сильно смущает? — спросил Максим, предугадав, к чему ведет Прокофьич.

— С ними тяжело. Если ты понимаешь, о чем я…

— Кажется, — ответил Максим.

— САБ — это вроде местной мафии, — продолжил капитан, — их территория. На организацию взаимодействия с официальными органами власти им плевать. Уже и разными путями подбирались — ни в какую. Даже «погранцы» делают только через официальный контакт с направлением запросов.

По интонации голоса Прокофьича чувствовалось, что такое положение вещей ему, мягко говоря, не очень нравится.

— Думаю, — заговорщицки прищурившись, ответил Максим, — сегодня мы поставим их на место.

На что капитан только пожал плечами.

— Да тут дело принципа, — почесав затылок, сказал он.

Прежде чем отправиться к начальнику САБа аэропорта «Домодедово», которого Прокофьич охарактеризовал простым словом «сука», чего Доментьеву вполне хватило, чтобы представлять человека, с которым придется иметь дело, Максим отзвонился друзьям, чтобы выяснить, куда Оздамировым на имя Валидова приобретены билеты, при условии, конечно, что они приобретены.

— А ты давно в милиции, Прокофьич? — спросил Максим, пока они шли к САБовцам на другой конец аэропорта, и тут же поправился, — полиции, точнее?

«Для тебя стало делом привычки называть этого матерого капитана полиции Прокофьичем, словно заправского друга?» — не унимался Разум.

Иногда в голове Макса всплывал закономерный вопрос: откуда в нем столько язвительной желчи. Но он не мог найти ответа.

— Столько не живут, — усмехнулся Прокофьич, — но, вообще, давно. В календарях около тридцати лет будет, а со льготными — и того больше. Пришел в органы после школы милиции, а до этого в армии два года. Классический путь. Все как полагается.