Георгий Олежанский - Шах и мат

— Эй, — окликнул их Сулиман, явно не довольный близостью дочери и Амира, — пора ехать!

Зуля отдалилась на шаг.

— Вот, — сказал Сергей, вкладывая в руки возлюбленной небольшой сверток, — это тебе. Возьми. Я хотел подарить тебе несколько иначе, но боюсь, что такого шанса уже не представится.

По щеке Зули скатилась слеза.

— Я сберегу память о тебе, — прошептала она и, отвернувшись, побежала к машине.

Амир с тоской смотрел на удаляющуюся от него Зулю.

— Ты уверен, — спросил у него Сулиман, когда заурчал мотор, — что русские планируют операцию?

Амир слушал вполуха.

Машина тронулась с места, медленно набирая скорость.

Амир плотно сжал губы. Его сжигали любовь к Зуле, досада расставания, ненависть к Сулиману, злость на систему, из-за которой он оказался в этом смертельном водовороте.

— Да, — коротко ответил он.

Развернулся и ушел в дом.

Чеченская Республика, г. Грозный, 3 августа 2009 года

Такой красоты я не ощущал никогда в жизни. Яркость и сочность красок поражали, словно картина, написанная акварелью, расплывалась, как вода.

Где-то высоко в небе подал голос сокол-кречет. Я вскинул голову, ладонью закрыв глаза от ярких солнечных лучей, но увидел только парившую в облаках темную точку и явственно почувствовал, что сокол обратил свой «клич» именно ко мне.

И отчетливо услышал: «Смелее».

И вторив этому, сокол снова коротко крикнул.

А поле простиралось насколько хватало глаз, далеко за горизонт.

Я снял ботинки и аккуратно ступил на мокрую после недавно прошедшего короткого летнего дождя землю, и она окутала меня влажной прохладой, и ступни мои покалывало от прикосновения к мелким камушкам.

Сделал первый шаг, прислушиваясь к чувствам, обострившимся до предела, стараясь не пропустить ни одного, даже самого призрачного ощущения. Запах полевых цветов и луговой травы опьянял, отдаваясь в сознании бесчисленными вкусовыми вспышками. Вот светло-розовые с голубоватым оттенком васильки и тут же белые ромашки. Покачиваясь, горели темно-синим колокольчики, их едва различимый звон манил, заставлял идти дальше — вперед.

Второй шаг дался легче.

За колокольчиками шумела переливающаяся молочным ватага цветков полевой земляники, пьяня своим нежно-приторным запахом. А чуть дальше — ярко-зеленый клевер зазывал окунуться в его заросли, обещая благость и безмятежность духа.

Полной грудью вдохнул смешавшиеся между собой и в то же время стремящиеся переспорить друг друга запахи поля, пока сознанием не уловил свежие нотки только что скошенной травы, которые заполнили всего меня, перекрыв все остальные запахи, они как будто сами в почтительном уважении отступили в сторону.

Я открыл глаза, а сокол крикнул: «Чего же ты ждешь?»

Отбросив последние сомнения, сломя голову побежал куда-то вперед, не представляя, что меня там ждет.

Игоря, погруженного в собственные мысли, подтолкнул сидевший рядом Доментьев.

— Не спи, — буркнул он.

Кириллов не сразу понял, в чем дело, с трудом вернувшись в реальность.

«Странное наваждение», — пронеслась в голове мысль.

— Что нам скажут сотрудники Центрального аппарата? — недовольно поинтересовался руководитель инструктажа — начальник 3-го отдела Службы ЗКСБТ Управления полковник Анатолий Иванович Смирнитский. Оказалось, правда, что он уже дважды задавал этот вопрос. — Или им, как всегда, сказать нечего, когда дело касается реальной работы?

Присутствующие весело загудели, кто-то от удовольствия даже хрюкнул.

Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы уловить иронию в словах Смирнитского.

— А-м-м-м, — протянул Кириллов, стараясь выиграть время, — отчего же, есть.

Хотя он и понятия не имел, что именно собирается говорить дальше.

— Какого хрена! — попытался осадить Кириллова Максим.

Он наклонился в сторону Игоря, говоря шепотом, чтобы не услышали остальные.

Кириллов, недоумевая, словно мальчик, впервые увидевший спортивный болид «Формулы-1», тупо смотрел на Доментьева.

— Что? — спросил Игорь.

— Черт возьми, Игорек, — Доментьев тоже злился, — тебя взяли только потому, что Кривошеев настоял на этом…

…Я видел, как бежал человек. Бежал, отбросив сомнения и искренне веря в будущее. Не думая и не прогнозируя, не просчитывая вероятности и перспективы, просто верил, что жизнь — вот она, все окружающее, что проходит через тебя и оставляет в душе яркий след.