Георгий Олежанский - Шах и мат

Петя улыбнулся, принимаясь за второй пирожок.

— Она вечно что-то ищет, что с Интернетом, что без него. Как сорока на барахолке. В общем, сидит на этом, — Любка опять напряглась, вспоминая, как называется очередное «это», но быстро плюнула и продолжила: — не важно. В общем, сидит она и фамилию свою проверяет на предмет графства там всякого и баронства.

Петя едва не подавился со смеху.

— Любка! Ой, Любка!

— Что? — моментально состроив обиженную мину, буркнула она в ответ.

— Голубых кровей, — через смех поправил Петька.

— Каких еще голубых? — Любка потеряла нить заведенного ею же самой разговора.

Петька хихикнул:

— Продолжай, Любась. Я тебе потом растолкую. — И ущипнул ее за пышный зад.

Любка наигранно взбрыкнула, для правдоподобия гневно стрельнув глазами на Петю, и демонстративно отстранилась.

«Милашка», — призналось само себе Любкино женское самолюбие.

— Ты меня будешь слушать или нет? — спросила Любка, на что Петька, жуя пирожок, промычал «угу». — Ну, я Нинке и говорю, мол, что ты, калоша старая, там смотришь? А она такая важная сидит и говорит мне, ты, мол, Любка, остроты-то поприбереги для других. Мы дворянских кровей, и терпеть ваши деревенские ругани не намерены. Я как услышала, так чуть не грохнулась от удивления со стула на пол и говорю ей: «Ты что там мелешь, баба полоумная?! Какая ты дворянка?! На себя в зеркало просмотри, дворянка! Раскулаченная ты в 19 году барыжница, и то с натягом».

Любка, приходя в себя от нахлынувших ярких воспоминаний, сделала короткую паузу, чтобы немного отдышаться, и, собравшись с мыслями, продолжила рассказ:

— Нинка, значит, мне такая и заявляет, мол, в Интернете сайт не врет.

Тут Любка издала такой дикий победный крик, такой громкий, что Петька, дожевывающий последний кусок пирожка, все же поперхнулся.

— Вспомнила! — проголосила Любка. — Сайт же называется!

Петя осторожно стукнул себя кулаком по солнечному сплетению, чтобы кусок прошел дальше — в желудок.

— Я, значит, само собой заинтересовалась: что там врет Нинкин сайт. Оказалось, что она какой-то через пень колено потомок рода Августиновичей. Уж, каким образом, я не разумею, но на этом ее сайте прямо так и написано. Думаю, ух, надо же как. И заряжаю Нинке, чтобы и меня проверила там по сайту этому. И что ты думаешь, Петька?

На что тот просто пожал плечами, мол, «и что там?»

— Оказалась я рода графа Орлова, что при Катьке Второй был, при дворе царицы.

На этот раз Петька сдержал смех, лишь слегка улыбнулся.

— Ваше графство! — Он снова согнулся перед ней в реверансе.

— Да иди ты, — хохоча, отмахнулась Любка, — еще пирожок положить, от меня?

Петя не отказался — уж больно аппетитные пирожки пекла Люба.

С рынка он вышел в приподнятом настроении, заморил червячка аппетитными пирожками, к тому же повеселила очередная история от Любки, коих она могла понарассказывать превеликое множество.

Припаркованный на специально выделенной стоянке «ГАЗ-3110» 2002 года выпуска черного цвета с начинающим ржаветь дном отозвался на сигнал брелока двойным кликом и моргнул поворотниками.

— Здорово, Петь, — высунувшись наполовину в окно сторожевой будки, поприветствовал его охранник Егорыч.

Петя только махнул ему в ответ рукой. Усевшись в машину, он посмотрел на часы, которые показывали без четверти двенадцать. «Время еще есть», — пронеслось у него в голове.

Сегодня в порту Севастополя ему предстояло встретить важного человека, направленного Центром для активизации работы. И это немного нервировало, — все-таки первая настоящая работа за последние несколько лет.

Петя повернул ключ зажигания, мотор кашлянул пару раз и завелся, выдав из выхлопной трубы облако черного дыма — бензин был в Севастополе ни к черту.

«Волга» медленно двинулась по направлению к морскому порту.

Стоявшее в зените полуденное солнце жарило не по сезону. Большинство жителей Севастополя, не занятых на работе, старались укрыться от его палящих лучей в спасительной прохладе тени, под кондиционерами или, на худой конец, у вентиляторов. Разве что редкие туристы, решившие посетить этот в действительности райский уголок, сохранивший советскую красоту и атмосферу, изнемогая от жары, слонялись с видеокамерами и фотоаппаратами по вымощенным брусчаткой улицам.

Петя остановил машину под раскидистыми кронами тополей, высаженных в ряд вдоль улицы, что выходила на севастопольский порт, и заглушил мотор. Он развернул переданные Любкой вместе с пирожками салфетки, найдя внутри аккуратно и незаметно сложенное письмо от «любимой сестренки Алены».