Андрей Таманцев - Леденящая жажда

Она долго ничего не могла сказать. Какой-то ком подкатил к горлу. И спасительная ирония куда-то испарилась. Она стояла пред ним будто… нет, не голая, скорее, как будто прозрачная, беззащитная. Самое страшное, как ей тогда показалось, будет его осуждение…

— Вы осуждаете меня за это бегство, отец Варлаам?

— Нет, что вы! Никого никогда нельзя осуждать… — Он снова перешел на тот самый доверительный шепот. — Тем более вас. Иного выхода, наверное, и не было. То, что Бог привел вас в наш монастырь, значит, что вы на верном пути. Ну, время уже даже не позднее, а раннее. Через полчаса начнется чтение правила. Вам надо выспаться…

— Нет, отец Варлаам, я должна сейчас уже ехать… Пока я здесь, вы тоже подвергаетесь опасности. Финляндия выдает Советскому Союзу перебежчиков…

— Здесь надежное место. Здесь вас никто не тронет, а нас уж тем более…

— Нет, даже здесь от них… вы еще многого не знаете… Я… Я вам еще многое не рассказала. Нет, не стоит… Мне нужно ехать…

— У нас есть машина, брат Сергий довезет куда скажете… Да, вот еще… Это письмо поможет.

— Спасибо, огромное спасибо. Я не знаю, как еще могу выразить благодарность, отец Варлаам…

— Бога благодари. Я буду молиться за вас… Я даже не спросил, как зовут.

— Софья.

— София…

На рассвете в ворота Нововалаамского монастыря снова постучали.

Санкт-Петербург

1 июля 200… года, 21.09

Спальные районы во всех городах на необъятных российских просторах совершенно одинаковы. Серые, безликие прямоугольники со слезящимися глазницами окон, обшарпанные двери, вонючие подъезды. И люди там такие же — сознание окраины стирает лица, они не замечают друг друга, не подозревают о внешности и о возрасте соседа сверху, пока он в один прекрасный день не начнет дебоширить в ночь на понедельник, не устроит потоп или, в конце концов, не вывалится из окна, со свистом пролетев мимо горшков с фиалками и геранью.

В тот день хозяйка квартиры на восьмом этаже одного из бетонных ульев смотрела «Поле чудес», — стало быть, была пятница. Погруженная в разгадывание очередной непосильной задачи, она в упор не слышала воплей, доносившихся из соседней комнаты: это сын с невесткой склоняли друг друга на все лады.

На улице уже были сумерки, и голубой экран эффектно отражался на фоне густой синевы за окном.

Наверное, хозяйка не заметила бы ничего, если бы, пролетая мимо ее окна, что-то черное, похожее на человеческое тело, не задело натянутую веревку, на которой сушились носки, чулки и прочие мелочи. Приглушенный крик достиг ее слуха только спустя мгновение.

Она не сразу осознала, что происходит. Но через секунду выбежала на балкон, перегнулась через перила, увидела распростертого на асфальте, освещаемого тусклым светом фонаря человека и громко завизжала.

— Ма, ты что? — В гостиную вбежал ее двадцатипятилетний сын, уже три месяца сидевший без работы.

Он вышел на балкон, глянул вниз, куда был устремлен полный ужаса взгляд матери, и побледнел как полотно. Кричать, правда, не стал.

— Сынок, он умер? — почему-то шепотом спросила хозяйка.

— Думаю, да.

— Кто это?

— Понятия не имею. — Он помялся немного.

— Слушай, я все- таки спущусь вниз. Посмотрю, что и как.

— Не ходи, вдруг это опасно!

— Что — опасно? Труп?

— Какой труп? Что опять стряслось? — В дверях показалась молодая женщина в наполовину расстегнутом халате.

— Отстань, — грубо оборвал ее парень. — Если тебе интересно, лучше посмотри вниз.

Та молча последовала совету мужа. На вид это была конченая истеричка, но тем не менее увиденное зрелище не вызвало у нее бурных эмоций.

Когда она обернулась, чтобы поделиться впечатлениями с остальными членами семьи, в комнате уже никого не было. Парень действительно пошел вниз, а хозяйка испуганно припустила за отпрыском.

— Сынок, не трогай его, только не трогай! Надо вызвать милицию! — причитала она, стоя рядом с сыном уже под фонарем.

— Да не собираюсь я его трогать. Ты права, надо действительно вызвать милицию.

— Какая милиция?! Пошли все вон отсюда, если жить не надоело! — раздался вдруг резкий голос с сильным акцентом.

Мать и сын обернулись — перед ними стоял мрачный тип со свежим фингалом в поллица. Вздыбленный ежик темных волос, трехдневная щетина на щеках, а в руках — нечто блестящее, черное, до ужаса напоминающее пистолет. При виде столь неожиданного собеседника мать и сына будто ветром сдуло.