Сергей Соболев - Чужой

Над ухом послышался жаркий шепот:

— Дима, привстань на секунду…

Он послушно выполнил ее команду. Дарья провела кончиками пальцев по его животу, затем одним движением сдернула с него «набедренную повязку»..

Расстелила полотенце на широкий дубовой лавке, скомандовала:

— А теперь — ложись!

Краснов хотел лечь на живот, но Дарья заставила его перевернуться и лечь на спину. Девушка присела корточки: он ощутил, как ее уста касаются его руки, затем плеча; ее руки и губы перемещались по всему его телу…

Она поцеловала то место, где у него виднелся след от ссадины на бедре. Краснов почувствовал на своей руке, которой прикрывал — пытался прикрыть — свою вздыбившуюся плоть, ее горячую ладошку. Она отвела его руку; в ее движениях, в ее поступках присутствовало что то древнее, природное, могучее, чему невозможно было противостоять.

Ее губы, ее влажный горячий рот получили полную власть над ним, на Красновым, над его естеством…

В какой то момент, предчувствуя, что уже не в силах сдерживаться, что близится разрядка, он попытался высвободиться из плена этих жадных прекрасных губ… Но «смуглянка» проявила настойчивость, она довела начатое до конца: Краснов, коротко простонав, разрядился… и она выпила, вобрала все до последней капли.

Краснов ненадолго вернулся в дом. Ему вначале показалось, что хозяева — не дождавшись их возвращения — улеглись спать. Но едва он вошел в «залу», где горел перенесенный из гостевой комнаты ночник, как из спальни вышла хозяйка в наброшенном на плечи халате.

— Тимофеевна… э э э… — Краснов слегка замялся. — Короче, мы будем с Дарьей ночевать на сеновале.

— Вы, наверное, проголодались? Сейчас я соберу вам покушать…

— Спасибо… но я… мы не голодны, — он говорил шепотом, чтобы не разбудить Татаринцева. — Я просто пришел сказать, чтоб вы… чтоб вы не волновались. Я баню закрыл, свет выключил. Короче, все под контролем!

— Хорошо, Дима… отдыхайте.

— Как у Николаича здоровье то? — поинтересовался Краснов. — Отпустило?

— Да вот недавно только прилег… Ты, Дима, если что… не стесняйся! Я дверь не запираю. И Дарье скажи, что… В общем, вы не в гостях, а у родных. Так что чувствуйте себя, как дома.

— Спасибо, Тимофеевна, — он приобнял женщину за плечи. — Золотой вы наш человек… Ну все, спокойной ночи.

— Спокойной. И храни вас Господь.

Несколько минут Краснов и «смуглянка» оставались на открытом воздухе. Невдалеке, за рощей, где имелось небольшое озеро — настоящее, а не искусственный водоем — лягушки квакушки устроили настоящий концерт… Временами было слышно, как возле будки, оборудованной возле дома, прохаживается Машка — дядя на ночь сажает собаку на длинную цепь. Ворчит, приглушенно порыкивает, беспокоится: то ли полная луна тому причина, то ли овчарка недовольна тем, что молодежь все никак не может успокоиться, колобродит по участку в эту полуночную пору…

Они стояли молча, обнявшись, под крупными звездами, под серебристым лунным светом — волшебная, космическая ночь.

Потом перебрались в просторный деревянный сарай. Именно здесь, на сеновале, и предпочитал ночевать Краснов, когда приезжал погостить на хутор Татаринцева. В самом дальнем углу сеновала, — чтобы попасть туда, следует подняться сначала по деревянной лестнице — на разровненном, спрессованном участке уложен большой поролоновый матрац. В комплект к нему имеются подушка, простыня и тонкое одеяло. Нигде и никогда Краснов не спал так крепко, так сладко, как здесь, на сеновале, на дядином хуторе, вдали от шумной городской цивилизации…

— Хорошо здесь, — сказала Дарья. — Дима, включи, пожалуйста, фонарь… посвети мне.

Он включил «бошевский» фонарь с подсиненным фильтром, которым его еще раньше снабдил дядя. «Смуглянка» хорошо знакомым ему жестом сняла через голову сарафан. Отложила в сторону одеяло, опустилась коленями на застеленный одной лишь простыней матрац; затем легла на спину.

— Ну что же ты? — она требовательно похлопала ладошкой по простыне. — Выключай свет…

Он выключил фонарь, снял одежду и прилег рядом. «Смуглянка» — она лежала на левом боку — обняла его, прижалась всем своим юным, жадным, зовущим телом…

— Дим, ты только не думай…

— А я и не думаю…

— Нет, нет… не перебивай! Ты не думай, что я с тобой здесь потому, что мне от тебя что то нужно! Ну да… конечно… я хочу, чтобы ты помог мне! Больше ведь некому?! Но… Но мне с тобой хорошо! Понимаешь?!

— Понимаю…

— Ничего то вы мужчины не понимаете! — она осыпала его лицо быстрыми поцелуями и лишь затем продолжила свою мысль. — Вот ты опять… как зверь… насторожен! напряжен! Ну ты можешь расслабиться хоть на часик другой?! Не думать ни о чем… кроме… кроме, как о нас с тобой?!