Шарип Окунчаев - Месть по иронии

— Расстрелять!

— Хьо вуй ма хаиталахь, хIара диц ма делахь [5] Не выдай себя, и не забудь то, что здесь произошло (чеч.). , — кричал Адлан, чтобы услышал Расул, понимая, что он где-то рядом.

— Может не надо? Они и так получили свое, — произнес один из военных, самый молодой среди них.

— Что он мелит на своем? Расстрелять я сказал. Ты кого учишь?! Заодно с ними? Расстрелять я сказал и точка.

— Да я думаю… — только и произнес молодой.

— Не надо думать, здесь я думаю. Только вчера, да и не один раз прокручивали вам видеозапись, как они наших пацанов резали. Тебе мало? Еще показать?

— Да это специально, подстава, чтобы нас стравить. Мало ли подонков везде, но по ним же не судят людей, тем более на глазах у детей. Если бы показали, как мы режем, и, что наши тут вытворяют, то во всем мире люди дар речи потеряли бы, — не унимался своими доводами молодой.

— Отставить разговоры. Ты, что, сука, мелишь? Пулю тоже захотел? Адвокат что ли? Мы на войне. Вернемся в часть, я тебе покажу… — этими словами он сам вытащил из кобуры пистолет и выстрелил в Адлана, пытавшегося встать. Командир, видимо, побоялся, что он снова что-то предпримет.

— Папа… — только и вымолвил Рамзан, как короткая очередь из автомата сразила его самого. Стрелял как раз тот, который ударил ногой Рамзана.

— Мочить так мочить, — спокойно сказал он и ткнул ногой безжизненное тело Рамзана, — этот готов.

— Смотри, сука, он на меня еще руку поднял, — не мог успокоиться командир после удара Адлана, — губу разбил, вот сука… тварь… вашу мать. Ну б… я вам устрою.

В это время застонал Адлан, он был ранен. Знал бы свою участь, конечно, пролежал бы молча, прикинувшись мертвым, но не умел он ни при каких обстоятельствах «фальшивить». Он, видимо, и не подумал о том, ушли или не ушли военные.

— Смотри, он еще живой, — только и успел сказать командир, как короткая очередь из автомата оборвала жизнь Адлана. Стрелял тот же, кто сразил Рамзана.

— Мочить так мочить, — опять спокойно произнес он.

— Вот как надо, адвокат недоделанный. Следующе-го ты уложишь. Понял? Откажешься стрелять, получишь пулю, — потряс командир пистолетом перед самым носом «молодого», который стоял, как обезумевший.

— Пошли отсюда, — отдал приказ командир и все двинулись к выходу, оставив навзрыд рыдающих девочек и безжизненных мужчин и женщину.

— С этими что делать? — глядя на девочек, произнес один из военных.

— Оставь, маленькие еще, были бы чуточку… можно было бы поразвлечься… а так оставь, — с иронией и ухмылкой произнес командир.

— Что-нибудь нашли? — обратился он к тем, которые обыскивали дом.

— Да так, мелочь, золотишко чуть-чуть, в общем бедняки они. День еще впереди, товарищ командир, что-то да раздобудем, — вымолвили в один голос «сыщики».

— Ну-ну, не с пустыми же руками возвращаться.

Сзади, еле волоча ноги, поплелся тот самый молодой, который устроил словесную перепалку. Перед выходом он резко обернулся. Он услышал плач откуда-то с крыши, но молча побрел за остальными.

Расул съежился весь, рыдая в кулак, едва не выдал себя, тем более, когда услышал слова отца в свой адрес. Заметил он и военного, который посмотрел в его сторону, Расулу показалось даже, что они встретились глазами, но он, почему-то ушел. Видимо, Аллах милостив к нему.

Расул даже не помнит, насколько долго он оставался в своем «тайнике». Тело не слушалось его. Тот страх, который его охватил, это была не трусость, это был страх отчаяния и бессилия.

Обессиленный он вышел на крыльцо. К нему с рыданием кинулись сестры.

— Они их убили, — рыдали они, — что нам делать, Расул? Не выходи ради Аллаха, вдруг тебя заметят, — в один голос, сквозь слезы, начали они умолять брата. — Пусть все солдаты уйдут из поселка.

Расул их и не слушал, а стеклянными, мокрыми от слез глазами смотрел на безжизненно валявшихся родителей и брата. Он отодвинул девочек, не говоря ни слова, подбежал к матери. Она лежала рядом с Рамзаном, лицом вниз. Платок, что был на голове матери, был весь в крови. Не переставая рыдать, он уселся рядом на колени и стал гладить голову матери.

— Ой, что это? — резко вырвалось у Расула.

Мать застонала, она была жива. Голова была разбита, но не сильно, но была вся в крови.

— Мама, — тихо произнесли все в один голос, — мама, мы с тобой.

Мать опять застонала и начала говорить невнятные слова.

— Мама, мы здесь, очнись, мама, — рыдая, они стали кричать ей чуть ли не в ухо.

В один миг у детей все перевернулось в сознании, поэтому вели себя, как взрослые. Отлично понимая обстановку, они боялись, поднимать шум, кричать. Они слышали крики отовсюду. Плач, рыдания, крики о помощи, видимо, жертв было много, так как по всему поселку были слышны выстрелы, то одиночные, то автоматные очереди. Хотя шум военных быстро отдалялся от их дома, но страх от увиденного ужаса сковывал их.