Александр Тамоников - Выжженный плацдарм

«Как жаль, что под пехотой не срабатывают противотанковые мины, – подумал Нестеренко. – Ведь этого добра в земле осталось еще немало».

Он сполз на дно окопа и зашипел:

– Братва, всем молчать как рыбы! Гранаты к бою! Передайте Небабе, что первый выстрел его.

По цепочке прошелестела команда. Ополченцы скорчились на дне траншеи, за развалинами дота, в воронках от снарядов.

Силовики приближались, всматривались в потрепанные позиции врага, над которыми еще витали клубы дыма.

До ушей Нестеренко долетали обрывки разговоров:

– Неужто всех кончили? Хорошо бы, если так.

– Нет, не может быть. Эти твари живучие, наверняка остались недобитые.

– Сержант, может, гранатами их?..

– Отставить гранаты. Охренели? Далеко еще, своих посечете.

Но дистанция сокращалась. До врага оставалось шестьдесят метров, пятьдесят, сорок…

– Эй, ватники драные, есть еще живые? – выкрикнул кто-то из укропов. – Сдавайтесь, а то гранатами забросаем!

– Нету нас. Были и все кончились, – прошептал грязный, как черт, Читайло, подмигивая Олегу.

Капитана осенило, он подполз к Карпенко, стал ему что-то тихо говорить. Тот понятливо кивнул, облизал обветренные губы.

– Подождите, не надо, не бросайте гранаты! – взвился над окопами умоляющий дрожащий вопль. – Мы сдаемся, не стреляйте!

Какой артист погиб в этом молодом исполнителе! Сколько обреченности и отчаянной надежды, которая всегда умирает последней, содержалось в надрывных нотках! Те ополченцы, которые были в курсе дела, с восторгом смотрели на Карпенко. Остальные в первое мгновение не поняли сути, но благоразумно помалкивали.

Украинские силовики подошли на тридцать метров и остановились.

– Ладно, живите пока, – снисходительно проговорил сержант с нашивкой «Правого сектора» на одном рукаве и эмблемой батальона «Висла» на другом. – Мы стрелять не будем. Лапы в гору, и все на выход.

«Выход» получился эффектным. Притихшие позиции огласил надрывный нечеловеческий вопль! На бруствер взлетел Василий Небаба, страшный, как похмельный демон, с пулеметом у живота. Он ударил длинной очередью, орал и водил стволом из стороны в сторону до тех пор, пока не иссяк магазин.

«В натуре не баба», – как однажды с уважением выразился в адрес старшего товарища Мишка Фендик.

Василий еще не отстрелялся, а его товарищи уже швыряли гранаты из-за брустверов. Большинство из них взрывалось с недолетом, да и бог с ними. Оборванные, страшные как черти ополченцы выбирались из траншей, выскакивали из воронок и принимались хлестать из автоматов. При этом они что-то кричали дурными голосами и жутко матерились.

Силовики метались, застигнутые врасплох. В первые мгновения они потеряли не меньше десятка человек. Солдаты вываливались из толпы как штакетины из хлипкой ограды. Надрывали глотки раненые. Кто-то побежал назад, кто-то остался на месте и открыл ответный огонь.

Ругался офицер за спинами солдат, вбивал в их бестолковые головы простую мысль. Мол, надо идти вперед, расстрел за трусость никто не отменял. Кто-то бросился в атаку, но она быстро захлебнулась.

На ошеломленных украинских силовиков летела лавина каких-то диких пещерных людей с перекошенными лицами и орущими глотками. Никто не остался в укрытии, все пошли в рукопашную! Ополченцев было меньше, чем их врагов, но злость хлестала через край. Напор был настолько мощным, что первые ряды украинского войска были просто смяты, разбросаны в стороны. Спецназовцы врубились в неприятельскую массу.

Нестеренко бежал вместе со всеми и ни о чем не думал. К черту пагубные мысли! Фигурки вражеских солдат метались перед глазами, он стрелял по ним короткими очередями. Вот боец с отвисшей челюстью поднял автомат. Олег метнулся в сторону, вскинул ствол, но услышал только щелчок. Патроны кончились!

Сбоку подлетел Курбаев, полоснул солдата ножом по шее. Тот упал на колени и схватился за шею так, словно его ужалила оса.

Ротный отбросил его пяткой, уловил движение справа и закрылся прикладом от удара. Он пинком в живот отбил от себя тело в засаленном камуфляже, налетел и стал месить чем попало по орущей глотке, по переносице.

Бились страшно, с каким-то нечеловеческим надрывом. Задние ряды укропов наседали. Эти черти опомнились, вняли приказу. Почти никто не стрелял. Дрались всем, что было под рукой, яростно, до рваных жил, дышали как загнанные кони, хрипели, сдавленно использовали самые искрометные выражения русского языка.

Курбаев работал ножом, как профессиональный мясник. Шипел Ракитин, нанося разящие удары саперной лопаткой – идеальное оружие ближнего боя! Эстонец Валле проявил неожиданную прыть. Он сбил противника ловкой подножкой и душил его, что-то приговаривая на «великом и могучем» эстонском языке. Орудовал прикладом обладатель модельной внешности Радченко, крушил сверху вниз, помогая себе крепким словом.