Леонид Влодавец - Фартовое дело

— Тихо! — вдруг прошипел Юрка, указывая пальцем на противоположный берег. Оттуда доносился слабый отдаленный гул мотора. Через пять минут гул усилился, превратился в рев, и еще через несколько минут на обрыве у полыньи, в которую провалился танк, остановился полугусеничный транспортер. Из его кузова высыпало человек пятнадцать немцев с автоматами. Офицер в кожаном пальто с меховым воротником и каске с подшлемником подошел к краю обрыва и расстроенно покачал головой. К офицеру подошел один из солдат, указал на полынью и что-то сказал. Офицер каркнул что-то, отрицательно покачал головой и повелительно рявкнул. Солдаты рассыпались в цепь и углубились в лес.

— Прочесывают, — сказал Юрка. — Тут нам не пройти… Там, наверно, не одна эта группа… Вот влипли так влипли! Ни туды и ни сюды…

— Так и будем тут сидеть? — прошептала Дуська.

— Подумать надо, — сказала Клава. — Это тебе, Чавела, не «Цыганочку» бацать!

— Додумаемся, пока ночь настанет…

— Еще и полудня нет, между прочим. — Клава поглядела на свои хромированные часы, полученные еще от Осоавиахима за отличную стрельбу.

— Скрипит… — сказал Юрка, хватая с саней какую-то тряпку и заматывая Серку морду. — Не захрапел бы…

— Что скрипит?

— Снег. Немцы сюда идут! — Юрка передернул «вальтер». Зоя просяще посмотрела на Дуськин «ТТ», пристегнутый к поясу комбинезона. Дуська расстегнула кобуру и подала ей пистолет. Сама она сменила диск на пулемете, откинула сошки, легла в снег. Клава тоже залегла с винтовкой на изготовку. Теперь уже отчетливо слышался шорох шагов по подтаявшему, шелушащемуся снегу. Долетали обрывки разговора, невнятного и непонятного. Шорох шагов приблизился, затем послышался плюхающий звук, кто-то ступил в лужу и ворчливо рявкнул:

— Химмельхерготт! Вассер…

— Мюлля, эс ист хальб эльф, вир мюссен арбайтен шнеллер!

— Унд дас вассер ин майнен шуе?! Их виль нихт реуматизмус криген!

— Арбайтен, швайншмерц, одер кригст ду айн апперкот!

— Найн, найн, ротенфюрер!

— Бегиннен!

Звонко ударили топоры о твердые, еще не начавшие набухать ветви. Затрещали кусты.

Юрка неслышно переместился к Клаве и прошептал:

— Тетя старшина, они сейчас кусты рубят, значит, автоматы либо за спину надели, либо вместе с шинелями положили. Двое их всего…

— Это ж эсэсовцы, — шепнула Клава, — с ними врукопашную — как с нашими сибиряками… Здоровые кабаны, откормленные… Они нас четверых скрутят вдвоем.

— Надо того, что орет, пристукнуть, а второй у них разгильдяй. По голосу слышно.

— Ну, положим, сниму я его… Услышат ведь, винтовка жахает громко… А тут тишина. Набегут…

— А вы финочкой… Есть она у вас?

— Финкой я не умею… Дали мне ее, конечно, — сказала Клава, подтягивая к себе валенок и вынимая из его голенища длинный тонкий нож с наборной рукоятью из трехцветного плексигласа, упакованный в ножны из толстой кожи. — Но резать не умею…

— Дадите? — спросил Юрка.

— Ты что! — Клава испуганно поглядела на Юрку. Она два раза или три видела рукопашную на фронте, где дрались лопатами, прикладами, ножами здоровенные мужики. Видела она издали; ужаснее, как ей казалось, быть ничего не могло.

— Тебя, как цыпленка, придушат! — сказала Клава. — И думать не смей…

Она всего на секунду отвернулась от Юрки, а тот уже сцапал финку и бесшумно отбежал от нее. Клава ругнулась про себя, но пошевелиться боялась. Дуська, Клава и Зоя, сжимая оружие, напряженно следили за тем, как Юрка, прислушиваясь к стуку топоров, осторожно продвигается вдоль берега, обходя немцев с фланга. «Господи! — думала про себя Клава. — Да куда ж ему с ножом против этих громил! Дура я набитая! Зачем финку ему показала? Немцы же звери, изрежут его этой финкой самого…»

Между тем немцы работали споро.

— Нун гут, Якоб! — сказал ротенфюрер. — Фюнф минутен раухен, унд данн вайтермахен!

— Гебен зи мир, битте, айне цигаретте, ротенфюрер!

— Ди дритте цигаретте, каналие! Альзо, гут… Раухен, майн швайнхен!

Юрка отошел вдоль берега метров на десять, а затем осторожно приблизился к краю кустов, ползком, по-змеиному, подобрался почти к самим немцам. Немцы сидели на куче срубленных кустов и курили. Оба были крупные, массивные мужики, килограммов на восемьдесят каждый. Ремни надвинутых на лбы тяжелых касок глубоко врезались в грубошерстяные подшлемники. Шинели были надеты внапашку, а на черных петлицах ярко выделялись серебряные молнии (Юрка не знал, что это молнии древнегерманского бога Вотана) — СС. Автоматы их были повешены на куст, а в руках, точнее, на коленях, немцы держали небольшие стальные топорики с резиновыми рукоятками. Немцы сидели к Юрке спиной и мирно пускали колечки сигаретного дыма.