Александр Тамоников - Пейзаж ночного видения

Наблюдатель сделал шаг назад и растворился в гроте. Вадим заплыл обратно под низкий свод, вскарабкался на узкий каменный козырек, чтобы не мокнуть, и связался со своими:

— Как дела, мужики?

— Хорошо, командир, — вздохнул Балабанюк, — но не безнадежно. Я превращаюсь в темную, размазанную по камню материю. Холодно, страшно, неудобно — активно уцениваю завышенную самооценку. О, не подумай, что я жалуюсь. Просто достигаю запредельного уровня самоиронии. Это я у Амбарцумяна набрался.

— Леха?

— А че Леха? — проворчал Капралов. — Вы там хоть шевелитесь, позиции меняете, можете из воды вылезти, а у меня полная засада… Но я тоже не жалуюсь. Мне вообще до этой самой дверцы…

— Надо терпеть, парни.

— Командир, скажи что-нибудь хорошее, — жалобно попросил Балабанюк.

— Вы — лучшие, — ухмыльнулся Вадим и отключился.

Прошедший день был напоен какой-то нездоровой суетой. Он завалился на Кавалерийскую лишь под утро — замерзший, с вытаращенными глазами. Но паспорт и телефон вернул, а также машину. Горстями глотал какие-то таблетки — только бы не заболеть! На него смотрели с ужасом, но к последним новостям отнеслись благосклонно. Приятно, когда командир за всю свою группу делает половину работы. Поспал несколько часов — вскочил в жутком виде, с раскалывающейся головой. Рычал на своих обленившихся бойцов, обещал всех уволить к чертовой матери — без права поступления на службу в лучшие подразделения Российской армии!

— Все понятно, — удрученно кивнул Амбарцумян, — не с той ноги встал.

— Уроним, чтобы встал с правильной? — предложил Капралов.

— Держи, командир! — Рудницкий сунул Вадиму зеркало. — Зеркало для героя, так сказать. Хорошенько посмотри на себя и убери все это. Кто же виноват, что ты на дело ночью отправился один? Мы бы охотно тебе помогли. Но ты же такой индивидуалист — все сам…

Из зеркала на мир смотрело что-то мрачное, непотребное. Он выпустил пар, успокоился, нашел в себе силы отнестись к отражению с юмором. Капралов уже услужливо подносил стакан с чаем, Жилин тащил вазочки с печенюшками и медом, который неизвестно где добыли. После чая он выпил кофе — ароматный, терпкий, до позеленения крепкий. Подчиненные подобострастно заглядывали ему в глаза и даже выстроились в шеренгу, чтобы поприветствовать своего откушавшего командира.

— Позвольте доложить, товарищ майор? — важно надувая щеки, сказал Рудницкий. — За время вашего отсутствия на вверенной нам базе особых происшествий не случилось. Группа полна сил и по-прежнему готова за вами хоть в огонь, хоть в воду.

— Замечательно! — ощерился Вадим. — В воду вы сегодня точно пойдете. Что значит, «особых» происшествий не случилось? Было что-то «не особое»?

— За спиной у тебя, — смущенно сказал Жилин. — Отряда нашего прибыло.

Вадим резко повернулся. В дверном проеме, ведущем на кухню, стоял ободранный котенок с симпатичной мордашкой и сладко зевал. Не совсем уже кроха, но еще и не кот.

— Что это? — вздохнул он, чувствуя, как в животе образуется пузырь смеха.

— А ты как думаешь? — озадачился Амбарцумян. — Вообще-то это котенок, хотя и гадит, как настоящий зажравшийся кот. Поздно вечером нам это счастье привалило. Поначалу думали, что это ты вернулся. За ним две собаки гнались, на крыльце устроили гладиаторские состязания. Этот парень на них бросался, как лев. Но порвали бы, кабы не наши добрые сердца. Отняли у псов засранца, пригрели. Все ночь ревел, как газонокосилка, пока не догадались покормить. Теперь гадаем, как его назвать. Спартак — пафосно, Гастелло — как-то неласково…

— Ладно, ставьте на довольствие, — разрешил Вадим.

Он пришел в норму лишь после того, как позвонил своим женщинам. Они находились в безопасности, но настроение переживали явно не отпускное.

— Рада, что с тобой все в порядке, — облегченно вздохнула Лена. — Мы тоже неплохо себя чувствуем, здесь много зелени, какие-то люди с оружием… Кстати, Вадим, в следующий раз захочешь меня рассмешить — расскажи о своих планах на отпуск.

— Я все понимаю, милая, — натянуто засмеялся он. — Клянусь, что это в первый и последний раз.

— Есть надежда, что вы когда-нибудь закончите? — осторожно спросила она.

— Есть. Есть надежда, что грядущей ночью все закончится.

— Пап, ну, что за дела? — вырвала трубку Маринка. — Это не отдых, а постоянная трясучка, что с тобой что-то случится! Уже несколько дней…

— Успокойся, бесценная моя, — смущенно кашлянул Вадим, — это просто дежавю…