Валерий Ковалев: Диверсанты

От героев былых времен

Не осталось порой имен.

Те, кто приняли смертный бой,

Стали просто землей и травой…

Только грозная доблесть их

Поселилась в сердцах живых.

Этот вечный огонь, нам завещанный одним,

Мы в груди храним…

(из песни)

Глава 1. Отряд специального назначения

Наступил 1940 год. В Западной Европе закончилась "странная война". Весенне-летнее наступление немецкой армии привело к захвату Дании, Норвегии, Бельгии, Голландии и, наконец, к падению Франции. Гитлер еще грозит Англии высадить свои войска на Британские острова, а сам на совещании в ставке 22 июля уже говорит: "Русская проблема будет разрешена наступлением. Следует продумать план предстоящей операции".

Так зарождается замысел, который после оформится в пресловутый план "Барбаросса".

(Из воспоминаний Адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова)

Над Минной гаванью Кронштадта занимался летний рассвет.

Он окрасил в пурпурные тона далекий, в тумане, горизонт, высветлив край неба на востоке, а затем, прогнав мелкую рябь по свинцовой воде, коснулся черных тел стоящих у берега субмарин.

Чуть позже со стороны входного КПП*, с черно-белым шлагбаумом, на пирсах материализовались темные строи, остановившиеся каждый против своей лодки. А на их рубках и в носу, держа в руках шкерты, застыли вахтенные.

– Бум-бум-бум! – размеренно нарушил утреннюю тишину метроном, сорвав с поверхности стылой воды облачко спящих чаек.

– На фла-аг и гюйс, смир-рна! – металлически прокатилась над гаванью, с его последним ударом, команда.

– Фла-аг и гюйс поднять!

Над мостиками рубок и острыми форштевнями кораблей вверх, на легком ветерке, плеснуло сине-белым и красным.

– Вольно! – унеслось в пространство.

Задраив за собой входной люк первого, вахтенный торпедист Юрка Легостаев привычно скользнул по стеблям трапа вниз, уселся на брезентовую разножку* под пультом ВВД* и стал ждать спускающихся вниз сослуживцев.

Оттрубил Юрка на Балтфлоте три года (еще оставалось два) и всерьез подумывал о сверхсрочной.

Родителей он потерял в Гражданскую, воспитывался в трудовой колонии, под Харьковом, так что после службы парня никто не ждал. А флот пришелся ему по нраву.

Своими порядком и дисциплиной, морскими походами, а также настоящей мужской дружбой.

Здесь Легостаев вступил в комсомол, стал отличником ВМФ, а потом старшиной команды. Помимо основной, освоил специальность лодочного комендора, метко стреляя из сорокапятки.

Еще увлекся гиревым спортом, был кандидатом в мастера и регулярно выступал на первенство Ленинградской военно-морской базы.

Внешне Юрка выглядел тоже ничего. Рослый, косая сажень в плечах, волевое жесткое лицо с косой челкой и карие, всегда прищуренные глаза. Говорящие о твердости характера.

Его он выработал в детстве, когда был беспризорником, а затем в колонии имени Горького. Которую считал родным домом.

Через несколько минут в конце отсека металлически звякнул клинкет, в переборке отворилась узкая дверь, внутрь, согнувшись, поочередно вошли три человека.

На первом была щегольская мичманка с позеленевшим «крабом» и черный глухой китель с двумя золотыми шевронами на рукавах, на остальных выцветшие матросские робы и пилотки с алыми звездочками.

Юрка встал с разножки, сделал по пайолам* несколько шагов вперед, а затем бросил руку к виску.

– Товарищ лейтенант, за время несения вахты происшествий не случилось! Матчасть исправна! Вахтенный торпедист, старшина команды Легостаев!

– Вольно, – пожал ему руку офицер, а пришедшие с ним, кивнув старшине, молча проследовали к своему заведованию у четырех торпедных аппаратов. На выпуклых крышках которых, алели пятиконечные звезды.

– Здесь такое дело – отведя Юрку чуть в сторону, сказал лейтенант. – Тебя вызывает командир. – Ты случайно ничего не отчебучил?

– Да вроде нет, – пожал плечами старшина. – У меня все нормально.

– Ну, тогда вперед, – кивнул мичманкой офицер.– Потом мне доложишь.

– Есть, – ответил Легостаев, думая, зачем понадобился командиру. Грехов он за собой не знал, служил, в основном, исправно.

Правда неделю назад, когда лодка вернулась с отработки в Ботническом заливе, с Юркой беседовал особист*, время от времени появлявшийся в бригаде*.

Он пригласил Легостаева в свой неприметный, с глухой дверью кабинет, расположенный в одном из зданий экипажа, где, усадив напротив, под включенную настольную лампу, стал дотошно расспрашивать о прошлой жизни.