Юлия Латынина - Джаханнам, или До встречи в Аду

Эти цифры ужаснули Рыдника, и, чтобы поправить дело, вместо гражданского эксперта пригласили военного. Военный эксперт был раньше политруком и в химии не разбирался. Эксперт ознакомился с последней частью доклада своего предшественника и уверенно заявил: «Ну, сто пятьдесят – это много. Тысяч сорок-пятьдесят».

Цифра в сорок тысяч досталась для доработки эксперту ФСБ. Этот тоже плохо разбирался в химии и хорошо – в начальстве. «А кто сказал, что чеченцы накопили три с половиной тысячи тонн? – спросил эксперт. – Они блефуют». И снизил три с половиной до тысячи, а сорок тысяч – до десяти.

И вот теперь эта цифра приблизительного поражения – десять тысяч человек – лежала на столе генерала Рыдника. Генерал знал, что Кремль никогда не пойдет на преступные уступки террористам. Поэтому генерал понимал, что Кремлю надо облегчить решение и не заставлять Верховного главнокомандующего отдавать категоричный приказ вопреки угрозе гибели шестисот тысяч человек.

Если цифра вероятных потерь будет слишком велика, начальника штаба никогда не простят за нетактичное давление на президента с целью выпятить собственные трудности. Если самое страшное случится и реальные потери превысят доложенные – начальник штаба будет не совсем виноват. Виноваты будут эксперты, предоставившие неверную информацию.

Рыдник пробежал листок глазами еще раз, глубоко вздохнул и велел офицеру спецсвязи набрать номер замглавы администрации президента.

– Это генерал Рыдник, – сказал он, – я хотел согласовать позицию. Мы тут посчитали цифру возможных потерь среди гражданского населения…

– А зачем вы вообще считали? – перебил невидимый собеседник.

Рыдник замер.

– Наши эксперты утверждают, что это блеф, – продолжал собеседник. – Это последняя уловка, на которую пошла банда террористов, загнанная на завод и уже чуть было не отправившая себя на тот свет. Ты что, всерьез считаешь, будто эти дети гор могут кого-то там отравить, если они из-за собственной технической неграмотности умудрились подорвать здание, где они сидели?

– Но это не совсем… – начал Рыдник.

– Ты что, хочешь сказать, что чеченцы тебя переиграли?

Рыдник, мгновенно вспотев, глядел невидящими глазами куда-то в пространство. Он понимал, что от него требуют. От него требуют согласиться с выводами москвичей и доложить их, как свои собственные, президенту. Президент не любит плохих вестей и любит точную информацию с мест. Если начальник штаба доложит то, что от него не хотят слышать, он окажется немедленно виноват. Если он доложит то, что хотят услышать, то он будет виноват только в случае неудачного штурма.

«Так вот почему Плотников уехал в гостиницу и выключил телефон, – сообразил Рыдник, – а я-то думал, он просто струсил. Ничуть: он просто дал мне возможность принимать решения, за успех которых получит награду он, а за провал которых буду отвечать я».

– Я тоже считаю, что это блеф, – услышал Рыдник свой собственный голос.

– Ну вот и прекрасно. Пожестче надо быть, Савелий Михайлович, пожестче. А то ты возишься с этим бандитом, как будто… со знакомым.

Генерал Рыдник положил трубку и вдруг внезапно вспомнил, какой ужас он испытал совсем недавно, когда Халид Хасаев, глядя ему в лицо, сказал: «Если я завтра погибну, послезавтра по CNN покажут пленку о нашем с тобой совместном бизнесе».

Глупый наивный чеченец. Компромат в России не существует, пока начальство не признает его компроматом. А непризнанный компромат – это просто попытка вражеских сил скомпрометировать тех, кто укрепляет вертикаль власти.

Когда телефон правительственной связи зазвонил снова, генерал Рыдник смял бумагу с цифрами вероятных потерь и бросил ее под стол.

Когда Данила Баров очнулся, светящиеся стрелки на его часах показывали семь вечера.

В комнате было темно, как по ту сторону смерти, и там, где тьма была плотней всего, ярко тлел красный огонек. В ноздри Барова проник запах дешевого табака.

Баров вдруг сообразил, что сгусток тьмы – это Халид, что он сидит в кресле напротив и курит, и вспомнил, что Хасаев никогда не курил на его глазах.

«А ведь он боится, – подумал Данила, – теперь, когда развязка глядит ему в лоб, он боится. Через несколько часов он станет освободителем Чечни. Или иудой, или кто там у мусульман вместо Иуды. Конечно, ему больше хочется быть освободителем. И ему хочется быть живым. Каждый человек хочет жить. Даже смертник».

Тьма шевельнулась, и в ней раздался голос Халида: