Юлия Латынина - Джаханнам, или До встречи в Аду

Шкура уссурийского тигра, сорванная со стены, как раз сгодилась под коврик для намаза. Когда Халид кончил молиться, он обернулся и увидел, что в проеме двери стоит Висхан.

– Русские звонят, – сказал Висхан. – Они перевели деньги.

Первая «вертушка» с мазутом ушла на Торгушетскую ГРЭС в восемь двадцать. Власти города призвали не нагнетать панику и объяснили по всем шести кесаревским телеканалам, что причин для беспокойства нет.

Обыватели склонны доверять телевидению, когда оно сообщает о достоинствах нового, успешно отмывающего ржавчину моющего средства «Силит» и когда оно рассказывает о не менее успешном ходе военно-морских учений.

Когда телевидение объясняет, что все хорошо, а по улицам города идут танки, обыватель ему не доверяет. Обыватель начинает жить вместо теленовостей слухами, распространяющимися во дворе, а у слухов, распространяющихся во дворе, есть свои структурные особенности, такие же нетривиальные, как структурные особенности управляемых новостей. А именно: слух никогда не объясняет события непрофессионализмом, бардаком и случайностью. Слух всегда подозревает злой умысел.

Вместо того, чтобы сделать правильный вывод – а именно предположить, что командующий округом генерал армии Веретенников хочет, чтобы его танки постояли возле завода, тем самым доказав свою боеготовность и бесконечную преданность родине, уличные сплетники сделали неправильный вывод. А именно – решили, что танки будут брать завод.

По городу ходили самые дикие слухи, и чем яростней их опровергал телевизор, тем громче повторяли их во дворах. Люди бросились из города; на выезде их встретили патрули.

Поезд на Хабаровск взяли штурмом; пробивая тонкий лед, из порта уходили яхты и яхточки, в новостях ТКТ показали Приморское шоссе, забитое автомобилями на три километра.

Замгубернатора Николай Бородовиченко созвал пресс-конференцию и заявил, что городу ничто не угрожает.

Пробка выросла до пяти километров, а ставки на блокпосте – до двухсот рублей с рыла. Начальник отдела по связям с общественностью УФСБ по Кесаревскому краю созвал пресс-конференцию и опроверг слухи о наличии на заводе ядовитых веществ.

Пробка выросла до десяти километров, а ставки на блокпосте – до пятисот рублей.

Губернатор созвал пресс-конференцию и заявил, что люди, нагнетающие панику, являются пособниками террористов, которые надеются в суматохе покинуть город. Он призвал руководителей предприятий «увольнять паникеров».

Выезд из Кесарева перекрыли. Это означало, что выезд стал стоить пятьсот долларов.

Артем Суриков провел ужасную, но плодотворную ночь. Ужасной она была в смысле бытовых условий. После устроенного им скандала боевики все-таки сообразили, что такого ценного пленника, как он, следует держать отдельно от обыкновенной толпы, но они подселили его к раненым, и раненые стонали всю ночь, мешая Сурикову спать и думать.

А подумать было о чем: неожиданное появление Халида, несомненно, изменило все! И у Артема Ивановича не было сомнения, что он сумеет договориться с Халидом. Он всю жизнь договаривался со всеми.

Артем Иванович был уверен, что появление чеченцев – это знак свыше. Кто-то вмешался в этот производственный конфликт на стороне Артема Ивановича, когда никакой другой помощи ждать уже не приходилось, и не иначе как это был сам господь. Суриков был твердо убежден, что бог является его должником с той поры, как Артем Иванович пожертвовал сто десять тысяч долларов на строительство церкви в Серебрянке, а господь бог, в отличие от людей, помнит, кому он обязан. Он не предает, как разные мерзавцы вроде Рыдника или Барова.

И когда дверь в переговорную распахнулась и на ее пороге возник вооруженный чеченец, Суриков не очень испугался. Он понял: вот оно. Бог услышал его просьбы.

Было девять утра, когда двое чеченцев ввели Сурикова в его кабинет, и сердце Артема Ивановича болезненно сжалось.

Халид Хасаев сидел за его собственным столом, положив ноги в высоких армейских ботинках на розовое с позолотой дерево. Справа от ботинок был автомат, слева – компьютер, подключенный к центральной диспетчерской. Рядом на тумбочке выстроилась во фрунт батарея телефонов, включая «вертушку» местной спецсвязи. Портрет президента, писанный в полный рост, был сорван со стены и торчал из мусорной корзины, а вместо трехцветного российского знамени на древке висел черный шелковый флаг.