Сергей Нуртазин - Степной десант. Гвардейцы стоят насмерть!

В этот день вслед тридцать четвертой гвардейской стрелковой дивизии, которая двигалась в направлении Яшкуля к селению Олинг, была отправлена небольшая колонна автомобилей с боеприпасом и продовольствием. В колонне ехали два грузовика с медикаментами, санитарами и выздоровевшими красноармейцами. В одном из этих грузовиков, при немалом содействии опер-уполномоченного особого отдела Гордеева, догонял свою дивизию красноармеец Вострецов. Настроение у Гришки было хорошим, несмотря на то что погода была пасмурной и ветреной. Степная дорога, размытая дождями, истоптанная тысячами солдатских ног и копытами лошадей, изъезженная гусеницами бронетранспортеров, тракторов и танков, автомобильными и тележными колесами, превращенная в грязевое месиво, вела Вострецова к товарищам, вместе с которыми ему предстояло тянуть нелегкую лямку войны. Попутчики рассказывали радостные новости о том, что попытка немецких войск прорваться в Закавказье провалилась, они были разбиты в районе города Орджоникидзе, упорные бои шли юго-восточнее Нальчика и северо-восточнее Туапсе. Рассказывали и о том, что двадцать третьего ноября войска Сталинградского и Юго-Западного фронтов ударили по немцам и соединились у хутора Советский, неподалеку от города Калач-на-Дону, тем самым окружив многочисленную группировку немцев в междуречье Дона и Волги. Поведали о наступлении и боях под Хулхутой, а они были тяжелыми. В ночь на двадцатое ноября, по приказу командующего двадцать восьмой армией Герасименко, сто третий и сто седьмой гвардейские стрелковые полки тридцать четвертой дивизии вышли на рубеж атаки и начали окружать противника. Однако быстрого успеха достигнуть не удалось из-за неслаженных действий. Немцы предприняли ряд контратак, в ходе которых были окружены и уничтожены несколько групп десантников. Двадцать первого ноября, в три часа ночи, части Красной армии возобновили атаку и к полудню вошли в Хулхуту. Красноармейцы с удовольствием рассказывали о трофеях и пленных. Сердце Гришки переполнялось радостью и гордостью. Радость омрачалась многочисленными потерями. Победа досталась дорогой ценой. Тяжесть ложилась на сердце от сообщений о смерти боевых товарищей. Узнал он о геройской гибели знакомой ему москвички, санинструктора Наташи, и о подвиге земляка из Ярославской области, командира роты, десантника, гвардии лейтенанта Ивана Забурова. В грузовике напротив Гришки сидел сухощавый красноармеец, он-то и рассказал о гибели командира.

– Мы в наступление на высотку пошли, а там дзот. Ну, мы и залегли. Немец, сволочь, из пулемета поливает, головы поднять не дает. Пытались снова подняться в атаку, да куда там. Только людей потеряли. Командир роты приказал подавить огневую точку. Оно и понятно, лежание на одном месте смерти подобно. Один из бойцов попытался к дзоту подобраться, но был убит. Я попробовал, но тоже ранен был. Вот, только оклемался после ранения. Лейтенант видит такое дело, ну и сам полез с гранатами к дзоту. Когда до него осталось метров пять, может, шесть, кинул гранату. Гляжу, взрыв. Ну, думаю, хана немцу. Так нет, стреляет сволочь. Лейтенант привстал, метнул вторую, в этот момент его, родимого, и ранило. Потому, наверное, и промахнулся. Лежит, не шевелится. Шинель на спине в крови. Решили, погиб ротный. И немцы, видимо, так подумали, прекратили огонь. А командир вдруг вскочил и к дзоту. Немцы кинулись стрелять, а лейтенант амбразуру своим телом накрыл… Тут мы и пошли в атаку… Немцев в дзоте всех порешили, чтобы им неладно было… Если бы не лейтенант, сколько бы наших ребят еще полегло…

Гришка слушал, вспоминал тех, кого знал, и кто уже погиб. Душа рвалась от боли, когда он думал о Селиванове. Что с ним стало? Гришка надеялся на лучшее, но сердцем чувствовал, что Николая уже нет среди живых.

Повествование сухощавого красноармейца неожиданно прервалось, затихли и остальные пассажиры полуторки. В сером небе послышался гул. Он быстро нарастал. По колонне пробежала волна криков:

– Воздух! Немецкие самолеты! Всем из машин!

Гришка бросил взгляд вверх; с юго-запада к колонне быстро приближались три точки. Он ловко перепрыгнул через борт, шлепая по липкой грязи, пробежал десяток шагов, бросился на землю, прикрыл голову руками. Рядом растянулся сухощавый красноармеец. Противный пугающий вой накатывался с неба. Этот вой был особый, такой мог быть только у «Юнкерса», самолета, которому красноармейцы дали прозвища «певун» и «шарманщик» за пронзительный рев сирены во время пикирования, а саму сирену прозвали «иерихонской трубой». Часто застрочили немецкие пулеметы. Вострецов чувствовал, что пули взрыхлили степь совсем рядом. Он сильнее вжался в землю, в бессилии и злобе сжал зубы. Ответить было нечем, он, как и остальные бывшие раненые, должен был получить оружие в расположении части дивизии, в которую они направлялись. Послышался противный и пугающий свист авиабомб. Оглушительно прогремели взрывы. Гришка мысленно считал: «Раз, два, три».