Сергей Нуртазин - Степной десант. Гвардейцы стоят насмерть!

Гришка опустил голову, губы шептали молитву, которой его научила мать. Мысленно он готовился к смерти и думал лишь о том, как ее достойно принять, надеялся, что молитва поможет обрести для этого силы…

Майор в очках вскочил с деревянной скамейки, в негодовании замахал руками:

– Упрямая русская свинья! Фридрих, спросите у него про пакет! Мне необходимо знать, где находятся документы!

Гауптман вновь обратился к Вострецову:

– Ты зря проявляешь упрямство. Мы знаем о тебе все. Даже имя и фамилию. Калмыцкие кавалеристы и пойманный ими военнопленный, прежде освобожденный вашей партизанской группой, рассказали нам, как вы уничтожили конвой, который направлялся в Элисту, причинили урон германским солдатам и технике, похитили пакет с документами. Однако калмыкам при помощи солдат туркестанского батальона удалось напасть на ваш след… К тому же судьба сама привела тебя в наши руки. Ночью ты пришел в Хулхуту, и это не случайно… Военнопленный подтвердил, что пакет должен находиться у тебя. Он узнал тебя и видел, как старший вашей группы передавал документы тебе. К тому же у твоих убитых товарищей пакет обнаружен не был. Поэтому не стоит молчать.

«Значит, убитых», – с горечью подумалось Гришке, и все же ему хотелось надеяться, что Селиванов жив. Внезапно накатил кашель, когда приступ закончился, он сказал:

– Дайте воды, и я все скажу.

Гауптман улыбнулся, протянул Вострецову флягу.

– Гут. Давно бы так.

Гришка пил долго, с перерывами. Когда фляга почти опустела, он отдал ее гауптману, улыбнулся в ответ.

– Ну, теперь и помирать можно, а говорить я вам ничего не буду.

Лицо немца исказилось от злобы. Увесистый кулак устремился к голове Григория. Но тот ожидал нападения, собрав последние силы, он увернулся и ударил гауптмана в массивную челюсть. Офицер пошатнулся, но устоял. Майор в очках закричал, выхватил из кобуры пистолет «Вальтер», выстрелил вверх. На выстрел в блиндаж вбежали легионеры. Гришка бросился на гауптмана, но в этот раз немец не промахнулся. Мощный удар в голову сбил Вострецова с ног. Гришка мешком рухнул на земляной пол. Дальше за дело рьяно принялись легионеры. Били без разбора, лишь бы угодить своим немецким начальникам. Вскоре он лежал без сознания на окровавленном земляном полу. Избиение прекратил гауптман. Гришку привели в чувство, поставили на ноги. Он едва стоял на ногах. Его упрямство, сила духа, готовность к самопожертвованию и презрение к смерти вызвали у немца невольное уважение. Он посмотрел на майора.

– Что с ним делать? Расстрелять?

– Нет. Определите ему охрану. Завтра утром допросим его еще раз. Возможно, он одумается, и я узнаю, где находится пакет. Мне необходимо знать, куда этот мерзавец дел документы.

Гауптман перевел Гришке слова майора и отдал приказ легионерам. Когда туркестанцы вытащили Вострецова из блиндажа, гауптман снова обратился к майору:

– Я не думаю, что этот русский что-нибудь расскажет и завтра, он настоящий солдат. Мне приходилось встречать таких людей, они подобны железу.

Майор возмутился:

– Не верю своим ушам! Гауптман вермахта, награжденный фюрером за храбрость Рыцарским крестом Железного креста, хвалит вражеского солдата! Скорее всего, этот упрямец принадлежит к тем людям, которые называют себя большевиками и коммунистами. Уверен, этих негодяев, как советует наш фюрер, надо уничтожать, подобно бешеным собакам!

– Я видел у него на груди распятье. Насколько мне известно, коммунисты крестов не носят. Здесь дело не в вере и принадлежности к партии, а в этом, – гауптман приложил ладонь к груди, а затем постучал кончиками пальцев по виску. Немного подумав, добавил: – Мое мнение, господин майор, таково – противника не следует бояться, но нельзя недооценивать.

Спор был неожиданно прерван. В блиндаж вбежал унтер-офицер и доложил:

– Господин гауптман, полковник Айзерманн приказывает вам срочно явиться к нему. Русские снова пошли в наступление.

Гришку связали, бросили на грязную подстилку из сухой травы в полуразрушенном здании, откуда уводили на допрос. Охранять его оставили легионера в ушанке. Когда товарищи туркестанца ушли, он, озираясь по сторонам, водой из лужи отмыл от крови разбитое лицо Гришки, дал попить из своей фляжки, накрыл невесть где взятой дырявой шинелью. Его слова долетали словно издалека:

– Ты на меня не обижайся, я тебя бить не хотел. Командир приказал. Тебе документ отдавать надо было, тогда не били бы.