Александр Тамоников - Крымская пленница

— Ты правда навсегда ушел из армии? — сделав серьезное лицо, спросила Анюта. — Не будет рецидива?

— Не знаю, — вздохнул Глеб. — Думаю, нет. Я восемь лет отдал морской пехоте, ничего другого не умею. Надо как-то перестраиваться, не хотелось бы покатиться по наклонной.

— У тебя есть дом, квартира в большом городе, — резонно заметила она. — Ты — молодой, сильный и, даже не побоюсь этого слова, решительный…

— Я еще драться умею, — улыбнулся он.

— Не хотелось бы увидеть, как ты дерешься… Разве что найти свое призвание в кулачных боях… Ты же не это имел в виду?

— Я вообще ничего не имел в виду, — признался Глеб. — Поживем — увидим. Все работы хороши.

— Тебя и проконтролировать некому, — посетовала Анюта, — а я не смогу — живу далеко. Жалко, что так случилось с твоими родителями…

— Извини, что спрашиваю, а твои живы?

— Не знаю, — пожала она плечами. — Возможно.

— М-ммм… Это нормально — то, что ты сейчас сказала?

— Понимаешь, жизнь устроилась так, что однажды утром я проснулась в корзине на крыльце чужого дома… — Анюта улыбалась, но в глазах веселья не было. — Это не шутка. Своих родителей я не знаю. Детского дома, по счастью, в биографии не случилось. У семьи, которая меня нашла, своих детей не было. Не могли, а очень хотелось. Обоим было за сорок. Очень хорошие, добрые люди. Прошли бюрократические препоны, удочерили. Они и стали моими родителями. Погибли на пожаре в один день — через неделю после моего совершеннолетия…

— Прости.

— Да вроде не за что тебя прощать… Дальше действительно без ярких пятен и увлекательных моментов…

Она нарезала мясо мелкими кусочками, рассказывала, как окончила институт, вышла замуж за первого встречного идиота. Какая была необходимость? Смазливая мордочка, больше ничего. Год прожили, потом пошли какие-то психи. Работать не хотел, пристрастился к пиву. В сексе стал нулем без палочки — и оказалось, что это она во всем виновата! Не изменял (как изменять-то?), руку не поднимал, но разрушения в квартире устраивать обожал. Однажды терпение лопнуло: переломал мебель, порвал ее тряпки, а как финальный аккорд, схватил глобус и бросил «мир» к ее ногам! Потом ползал, целовал ноги, но это уже не работало. Кричал, что не даст ей уйти, что она никуда от него не денется! Анюта поступила хитро. Сказала, что есть подруга — по профессии психиатр, работает в Минздраве области — и вся информация уже там. Не дай бог, ему хоть одним словом или пальцем…

— И с тех пор ты одна, — предположил Глеб.

— В целом, да, — кивнула Анюта. — Много работаю, беру подработки. Каждый день стою в глухих пробках на Бердском шоссе. Стойко выдерживаю тяготы.

— Вся такая независимая, — поддакнул Глеб.

Она улыбнулась, давая понять, что согласна и на зависимость. Впрочем, не к первому встречному. Девушка не тургеневская, но цену себе знает. К курортным романам относится терпимо, и все же…

Потом они опять бродили по Новому Свету, вышли к изрезанному берегу в полутора километрах от пансионата, карабкались по камням. Глеб сделал несколько снимков. Анюта пошутила: на долгую память. Затем слонялись вдоль береговой полосы, заглядывали в гроты и пещеры, вышли на полосу пляжа, но отдых здесь был затруднителен из-за большого количества торчащих из моря камней. Туристов не было, ценители экстремального отдыха сюда не заходили. Скалы возвышались над головой, берег был завален остатками древних камнепадов. У деревенского причала покачивались суденышки, возились рыбаки с сетями. Не к месту вспомнился сторож Никодимович со своей рыбалкой. Придется извиниться перед пенсионером, как-нибудь в другой раз…

Они свернули за скалу, похожую на идола с острова Пасхи.

К вечеру собрались облака, усилился ветер. Анюта ежилась, а Глеб удрученно констатировал: с прогулкой скоро придется закругляться.

— Странно, — сказала вдруг она, — ты не похож на «выходца» из горячих точек. Они нервные, жить на «гражданке» не умеют, поголовно пьющие. Я знала одну парочку. Им невозможно что-то объяснить, у них свое категоричное мнение на все случаи жизни. Начинают кипеть, когда что-то не по-их. Разговаривают криком, не понимают, почему на них за это обижаются. А ты спокоен и учтив, умеешь слушать, успешно делаешь вид, что тебе интересна моя жизнь…

— Очень интересна, — возразил Глеб. — А что касается всех этих «постмобилизационных» синдромов… В Афганистане воевать не пришлось — слишком молод был, войну в Чечне застал уже на заключительном этапе, когда бандитов добивали. Донбасс — не моя война. В Сирии пробыл недолго, и эта война существенно отличалась от наших предшествующих войн — армия уже не та, не успел там стать находкой для психиатра. Остались злость, разочарование, уязвленное самолюбие и окончательная потеря веры в справедливость…