Андрей Воронин - Голос ангела

Холмогоров вытащил бумажник, извлек фотографию. Снимок, на котором оклад был изображен полностью, забрала милиция, как и негативы. Снимок же, получившийся лишь наполовину, майор Братин разрешил взять Холмогорову. Андрей рассматривал плохо получившуюся фотографию – света мало, а вспышка не сработала.

"Гроздья винограда, о которых говорил отец Михаил, видны отчетливо, а вот кресты я бы не разглядел, не скажи он мне о них. Где-то нечто похожее я уже видел… Надо вспомнить, где и при каких обстоятельствах. То, что оклад старинный и ему не менее четырех веков, это несомненно. Возможно, это даже пятнадцатое столетие. А вот гнезда от драгоценных камней”.

Низко пролетела, коснувшись воды, чайка и тут же взмыла вверх, сжав в клюве небольшую трепещущую рыбку.

"«Человек – это мыслящий тростник» – так говорил Паскаль. Да, выразительно сказано, – глядя на сухой шелестящий тростник, подумал Холмогоров. – Но есть и другая фраза: “Человек – всего лишь влюбленный прах”. И то и другое – правда, как правда и то, что человек – творение Бога, искушаемое сатаной. Классификаций существует множество… Совсем не обязательно, что убийцы отца Михаила – сатанисты. Хотя в понимании милицейских чиновников сатанист – понятие очень неопределенное. Но даже мне пока нечего им возразить, ведь знаки, нарисованные на стенах храма, могли исполнить только сатанисты. Они не подделка, рисовал человек знающий, рука у него набита. Но настоящих сатанистов в маленьком городке быть не может, их порождают мегаполисы. Чтобы стать сатанистом, надо получить хорошее образование, пресытиться философией, начитаться книг по психологии, оккультизму до омерзения. А тут и книг таких не отыщешь. Лишь сатанист в истинном понимании этого слова мог сознательно поднять руку на священника, если только мотивом не послужила личная месть. Отец же Михаил – не тот человек, который мог нажить себе врага. Да и церковный староста знал бы, если бы священник кого-нибудь обидел или переспал с чьей-то женой или дочерью. Такое случается среди клира. В моей практике, – вспомнил Холмогоров, – был священник, отказавшийся поехать и причастить умирающего, потому что тот никогда до этого не ходил в церковь и не был крещеным. Сын умершего убил священника. Пришел с охотничьим ружьем в дом и выстрелил с порога священнику в грудь”.

В пальцах советника патриарха подрагивала фотография, небольшая, девять на двенадцать.

– Оклад… – проговорил Холмогоров. Когда он произнес это слово многократно вслух, то ему показалось, будто от него осталось лишь одно слово – клад. “Оклад – ценность, но опять-таки для специалиста, знающего ему цену. Священник всегда самый большой в городе знаток церковной утвари, но даже отец Михаил не сумел определить ценность оклада, звонил мне. В городе никто не мог представлять себе его истинной ценности. Так что пока нужно забыть об окладе”. Подумав так, Холмогоров резко спрятал фотографию в бумажник, чтобы больше не смотреть на нее.

Майор Брагин не был особо разговорчив с советником патриарха, сказал ему прямо:

– Вы занимайтесь своими делами по церковной части, а убийство расследовать станут мои люди. Они для этого специально обучены.

Поэтому деталей, выявленных в ходе следствия, Холмогоров не знал. Но он присутствовал при том, когда убитого доставали из ямы, и он, как обнаруживший тело, подписывал протокол. Опись вещей, найденных при мертвом священнике, составляли при нем.

"Так что же имелось с собой у отца Михаила? – напряг память Холмогоров. – В портфеле – молитвенник и Библия, несколько восковых свечей, спички, перочинный ножик, блокнот, ручка, бумажник со смешной суммой денег. Летун не собирался надолго покидать дом. К чему деньга на лесной тропинке на ночь глядя? Велосипед – не автомобиль, бензин ему не нужен. Вот, в общем-то, и все, что оказалось при себе у отца Михаила. Возможно, было и что-то еще, то, что забрал убийца или убийцы.., но вряд ли”.

Холмогоров хорошо знал отца Михаила, знал, что тот не стал бы рисковать окладом – вещью, не принадлежащей ему, вынося ее в такое время из дома.

"Погоди-ка, – остановил сам себя Андрей, – нужно думать не о том, что было при себе у отца Михаила, а о том, чего у него не было. Ключи! – хлопнул себя по лбу ладонью Холмогоров и даже улыбнулся. – У него не оказалось при себе ключей. Жена уехала в Минск, значит, священник, покидая дом, должен был его закрыть. Город – все-таки не деревня. Ключи.., у него не было ключей, значит, убили его из-за ключей, взяли их, чтобы попасть в дом”.