В животе у него вдруг заурчало, и Глеб вспомнил, что не ел с самого утра. Это было не так уж тяжело пережить, но вот не вовремя раздавшееся урчание в животе могло обойтись дорого. “Вот тебе и еще один фактор риска, – с грустью подумал Глеб. – Жалко, что я не йог и не могу просто скомандовать желудку заткнуться. То есть скомандовать-то я, конечно, могу, только вот он вряд ли послушается. Сейчас бы чашечку кофе, а то что-то уж очень в сон клонит…"
Окна в вагончиках стали гаснуть одно за другим, и вскоре все вокруг погрузилось в сон. Позже всех стало темным окно прорабской, где Кацнельсон смотрел телевизор, а может быть, просто пил водку. Глеб механически посмотрел на запястье, но увидел только витки сероватого бинта, и сразу же вспомнил, что часов нет, а если бы и были, то толку от них все равно было бы мало: они разбились во время взрыва. Так или иначе, дело наверняка шло к полуночи, а значит, события должны были вот-вот начаться.
Чтобы легче было бороться со сном, Глеб выкурил свою последнюю сигарету. Вокруг стояла мертвая тишина, от которой звенело в ушах и кружилась голова. Слепой пощупал больной бок, недовольно поморщился под закрывавшим лицо бинтом и прошелся из угла в угол палаты, по дороге подняв с пола ножку от топчана. Ножка была увесистая, угловатая, и из верхнего ее конца торчал длинный черный болт, с помощью которого она крепилась к топчану. Этой штукой запросто можно было убить, и Глеб собирался на практике проверить, верно ли это предположение.
Время шло, а кровожадный Колян все не появлялся. Глеб поймал себя на том, что все чаще зевает, рискуя вывихнуть нижнюю челюсть. Ослабленный болезнью организм хотел отправиться на боковую, но Глеб полагал, что организму придется потерпеть, если он не хочет уснуть навеки.
В конце концов он устал бродить и, стащив с топчана одеяло, устроился на полу в тамбуре, привалившись спиной к стене и прикрыв слипающиеся глаза. Это было ошибкой: его сразу же сморил сон. Голова Глеба упала на грудь, дыхание сделалось глубоким и ровным.
Он проснулся от шума и сразу покрылся холодным потом, решив, что проспал появление киллера. Его обмотанная грязным бинтом рука метнулась к лежавшей рядом дубине, но тут Глеб окончательно пришел в себя и понял, что шум доносится из ванной, а точнее, из соседней палаты. Шум был странный: более всего он напоминал звуки борьбы и истеричный женский визг. Потом раздался звук увесистой оплеухи, женщина вскрикнула в последний раз и замолчала.
Теперь до Глеба доносились только ее всхлипывания. Потом низкий, севший от ярости женский голос медленно, с расстановкой произнес:
– Ненавижу. Вы поплатитесь за это, криволапые ублюдки. Еще не знаю, как, но я до вас доберусь.
– Доберешься, доберешься, – небрежно согласился незнакомый мужской голос. – Будем ждать… Вот сука, всю щеку расцарапала, как кошка! Эй, Айболит, у тебя пластыря нет?
– В кабинете, – ответил голос доктора Маслова. – Пойдемте, я заклею. Располагайтесь, Ирина Ивановна. Будьте как дома-, собственно, на какое-то время это место будет для вас всем – домом, работой, местом для прогулок. – всем миром. Здесь пока недостаточно уютно, но когда закончится строительство, наш дом превратится в настоящий курорт для богатых: бассейн, зимний сад, пальмы, попугаи, приятная компания"
Раздался звук сочного плевка. Кто-то фыркнул, совершенно как лошадь, а голос доктора Маслова со сдерживаемой яростью сказал:
– А вот это вы напрасно, Ирина Ивановна. Я всего лишь врач и выполняю свой долг. Кроме того, степень вашего комфорта напрямую зависит от меня, так что я вам советую хорошенько подумать, прежде чем плюнуть в меня еще раз. Э-э-э-уважаемый, можете снять с нее наручники.
"Ото, – подумал Глеб, услышав знакомый металлический щелчок, – да они серьезные ребята! А это, значит, и есть губернаторская дочка, она же законная половина нашего дорогого Упыря… Насколько я понимаю, ей уготована судьба мифического брата-близнеца Людовика XIV, прозванного Железной Маской”. Ай да губернатор! И доктор тоже хорош”.
Он услышал шаги, негромкий стук закрывшейся двери и наступившую вслед за ним тишину. Потом через вентиляционную отдушину до него донеслось многоэтажное ругательство и тяжелый глухой удар: похоже, узница пыталась вышибить дверь. Ее хватило только на одну попытку. Глеб услышал всхлипывания и понял, что его соседка плачет. Некоторое время он колебался, пытаясь решить, стоит ли ему заговорить с ней. В конце концов он решил не выдавать своего присутствия: женщина в соседней палате вряд ли могла оказать ему помощь, а вот ненароком помешать очень даже могла.
Читать дальше