Андрей Воронин - Петля для губернатора

Он спохватился, что говорит лишнее, и покосился на небритого. Тот курил, полуприкрыв красные от недосыпания глаза. Лицо его было усталым и равнодушным: все это его совершенно не касалось. Губанов поднялся и похлопал его по плечу. Небритый кивнул, не открывая глаз, и лениво приложил два пальца к виску, вяло пародируя воинское приветствие. Майор еще раз хлопнул его по плечу, воткнул окурок в переполненную пепельницу и, сняв с вешалки пальто, вышел из аппаратной.

Шагая по длинному коридору с небрежно побеленными кирпичными стенами, майор Губанов все еще ухмылялся, хотя никакого веселья не испытывал. Петля начала затягиваться. Это было крайне опасно, но в то же время давало ощущение свободы: теперь все, что Губанову давно хотелось сделать, будет сделано в целях самозащиты. Перед лестницей, ведущей наверх, Губанов на секунду остановился, громко щелкнул пальцами и стал легко подниматься по ступенькам.

Когда суета в соседней палате улеглась, Глеб подошел к лежавшему в тамбуре трупу и осторожно опустился перед ним на корточки. В отличие от него самого, безвременно ушедший из жизни сосед был более или менее одет: на нем были спортивный костюм дикой расцветки и кроссовки на босу ногу. Из кармана расстегнутой спортивной куртки торчал уголок какой-то красной картонки. Слепой потянул за утолок и вытащил из кармана мятую пачку “примы” с тремя кривыми сигаретами внутри. В другом кармане обнаружился полупустой коробок спичек. Слепой закурил и тяжело опустился на пол рядом с дверью. Он курил, привалившись спиной к упругой стене, и заново осмысливал ситуацию, пытаясь обнаружить что-нибудь, что он мог упустить из виду с первого раза.

Судя по всему. Упырь решил пойти ва-банк. Во всяком случае, тот факт, что труп спрятали в его палате, наводил Глеба на мысль, что и его самого решили списать за ненадобностью. Скорее всего, за ним должны были прийти вечером, когда все угомонятся. Один укол, и все будет в порядке: может быть, весной в разных местах найдут два полуразложившихся, обглоданных лесной живностью трупа.

Личности погибших и причины их смерти установить не удастся, дело будет вяло тянуться в течение установленного срока, а потом его со вздохом облегчения закроют и сдадут в архив.

Слепой подвигал плечами, приподнял локти и осторожно развел их в стороны. Было больно, но теперь это перестало иметь значение: время, отпущенное ему на выздоровление, закончилось, пришла пора действовать, и действовать решительно. Лучше всего было бы начать прямо сейчас. Глеб почесал затылок: как быть? В конце концов он решил, что не стоит терять время: все равно его теперь вряд ли станут кормить – какой смысл переводить продукты на того, кто не доживет до завтрашнего утра? А если кто-то все же заглянет сюда в течение дня, нужно, чтобы все было готово. Конечно, бежать лучше всего ночью, под покровом темноты, но теперь выбирать не приходилось, годилась буквально любая возможность.

Для начала следовало одеться. Глеб кое-как содрал спортивные шаровары и куртку с негнущихся конечностей трупа. Брезгливости он при этом не испытывал: ему часто приходилось иметь дело с мертвецами и он считал их в целом неплохими ребятами – молчаливыми и абсолютно безобидными. Общаясь с ними, следовало соблюдать только одно непременное условие: вовремя предавать их земле, пока не появился неприятный запах. Бывший обитатель соседней палаты пока что мог подо-1 ждать, а если бы и не мог, Глеб все равно был не в состоянии ему помочь.

Натянув на себя снятую с трупа одежду. Слепой обулся. Спортивная куртка немного жала в плечах, шаровары так и норовили сползти с талии, а кроссовки оказались на размер больше. Подогнав резинку пояса, Глеб затянул ее узлом. Теперь риск потерять штаны значительно уменьшился.

Докурив сигарету до конца, Глеб небрежно отшвырнул окурок в угол: прятать его теперь было незачем. Он вернулся в палату, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул воздух и, стараясь поменьше шуметь, решительно отодвинул от стены топчан, на котором спал. Дотолкав его до дверей, Глеб был вынужден присесть и подождать, когда утихнет адская боль в ребрах. На лбу у него бисером выступил холодный пот, и Слепой огорченно покачал головой: впереди его поджидала масса работы потяжелее той, что уже была проделана.

Придя в себя, он вышел в тамбур. Труп лежал на левом боку, закостенев в согнутом положении с нелепо растопыренными забинтованными руками. Глеб задумчиво пожевал верхнюю губу: то, что он собирался делать дальше, отчетливо попахивало кощунством.