Андрей Воронин - Петля для губернатора

– Извини, приятель, – негромко сказал он. – Придется тебе потерпеть. Видишь ли, без твоей помощи мне с этим твоим Колей-Николаем не справиться, уж очень он здоровенный, а у меня, сам знаешь, бок-Покойник молчал – видимо, он не имел ничего против того, чтобы помочь соседу справиться с вероломным Коляном. Глеб легонько поморщился от того, что ему предстояло, и принялся сматывать грязноватые бинты с рук и головы мертвеца.

Покончив с этой неаппетитной операцией, Слепой еще несколько минут посидел на топчане, собираясь с силами, и приступил к самому главному. Ему пришлось разорвать на полосы обе простыни и провозиться больше двух часов, время от времени прерываясь, чтобы унять боль, прежде чем он остался доволен результатом. Когда все было готово, он отодвинул топчан к стене, чтобы тот держался на оставшихся трех ногах, и немного полежал на полу, тяжело дыша открытым ртом и слушая, как ворочается внутри, медленно успокаиваясь, когтистая боль. Отвинченная ножка топчана лежала рядом с его правой рукой. Глеб закрыл глаза, чтобы не видеть торчавшего над дверью кронштейна для телекамеры, но картинка все равно упрямо маячила перед его глазами, и он понял, что еще долго будет видеть ее в страшных снах.

"Телячьи нежности, – с неудовольствием подумал Глеб, усилием воли прогоняя навязчивое видение. – Ведь мы же, кажется, обо всем договорились. В конце концов, почему бы ему не посодействовать мне? Если дело выгорит, он должен быть доволен: можно будет считать, что он отмщен. В общем, как бы то ни было, отступать мне некуда. Времени осталось не так много. Главное – не спать”.

Часы ожидания потянулись один за другим, томительные и бесконечные. За окном тарахтел компрессор, падал с серого неба снег и мрачно молчал еловый лес. Постепенно стало смеркаться, короткий зимний день угасал на глазах, и Глеб почувствовал, как внутри него начинает медленно расти напряжение. Махнув рукой на свои правила, он вынул из пачки предпоследнюю сигарету и выкурил ее, стоя у окна.

На стройплощадке один за другим вспыхнули прожектора. Подсвеченный их яркими лучами сыплющийся с потемневшего неба снег казался бутафорским. Через двор прошел крупный “турок” в оранжевой каске с большим отбойным молотком на плече. На другом плече у него висел здоровенный моток резинового шланга, в двух местах перехваченный кусками алюминиевого провода в ярко-красной изоляции. Работяга показался Глебу знакомым, и, приглядевшись, он понял, что не ошибся: через двор неторопливо шагал Колян – прапорщик ФСБ и киллер, которому была поручена ликвидация Слепого. Глеб убрал тлеющий огонек сигареты за спину, и в то же мгновение Колян обернулся, задрал голову и посмотрел прямо на его окно. Слепой приветственно помахал ему рукой, но Колян, скорее всего, не увидел его жеста: равнодушно отвернувшись, он затопал дальше и вскоре скрылся за углом восточного крыла.

Вскоре стало совсем темно, но свет в палате Сиверова так и не зажегся. Внутри выключателя не было, но Глеб в нем и не нуждался: прожектора за окном давали достаточно света, чтобы Глеб с его кошачьим зрением видел все не менее отчетливо, чем днем.

Растоптав окурок, Глеб взял с подоконника моток бинта и принялся бинтовать себе голову. Куски бинта, пачканные кровью, гноем и какой-то вонючей жирной мазью, он давно оторвал и отложил в сторону, но от прикосновений несвежей, пропитавшейся неприятным кислым запашком марли его передергивало. Кое-как замотав лицо, Глеб как попало затянул узел под подбородком и занялся руками. Забинтовать их оказалось сложнее, но Глеб справился с этой задачей, тем более, что особенной тщательности от него не требовалось. Через пятнадцать минут процедура была закончена, и Слепой сходил в ванную, чтобы полюбоваться результатом. В царившем здесь полумраке эффект получился потрясающим: в первое мгновение Глеб даже вздрогнул, увидев в зеркале свое отражение. Ему показалось, что он смотрит в лицо каким-то чудом воскресшему Купчене. К сожалению, прапорщик Колян, скорее всего, был не из тех, кто боится привидений.

Делать ему снова стало нечего. За окном больше не происходило ничего интересного: рабочий день закончился, и даже жаждущие выпить “турки” уже перестали шнырять между своими вагончиками и прорабской, где, как понял Глеб, носатый Кацнельсон хранил стратегический запас огненной воды. Окна вагончиков уютно светились сквозь пелену косо летящего снега, и в целом вид из окна напоминал рождественскую открытку. Из-за угла прорабской высовывался припорошенный снегом багажник дряхлого “жигуленка”, на котором ездил Кацнельсон. Этот багажник притягивал взгляд Глеба как магнитом: именно на этом автомобиле Слепой рассчитывал оторваться от погони, если все пойдет по намеченному им плану.