Александр Тамоников - Янтарная камера

Но начальство уже спустило на них свору собак. Этим псам было безразлично, кого рвать – заключенных или своих вчерашних товарищей.

В разгар бардака в лагерь прибыла на своем «Ниссане» Галина Петровна Волчихина. Она наблюдала за происходящим с ироничной улыбкой, затем вошла в здание администрации, отыскала глазами Алексея и уставилась на него.

Мурашки побежали по спине Корнилова, дыхание куда-то запало. Не угасла еще в этой мегере жажда мщения? Что она может предпринять, учитывая, что с Шаховским у нее не очень дружественные отношения?

На работу в этот день заключенные отправились с опозданием. Опять похолодало, с неба сыпала ледяная крошка. Болотная жижа на участке за ночь покрылась коркой льда и оттаяла только к полудню.

– Скоро морозы придут, – со вздохом проговорил Бортник. – Здесь зима, конечно, не особо суровая, но иногда бывает холодно и снежно. По закону подлости в этом году именно так и случится.

Этот парень с каждым днем становился мрачнее, превращался в собственную тень. Он мог часами не говорить ни слова, пребывал в собственном мире.

Вечером утомленных рабочих поджидал сюрприз. В бараке трудилась бригада столяров и плотников. Видимо, их привезли сюда из ближайшего населенного пункта. Они свежим брусом упрочняли потолок, меняли перегородки, половое покрытие. Обгорелые стены частично разобрали, установили распорки. Подъехал самосвал, вывалил стол, стулья, полуразвалившийся диван. Электрики на скорую руку тянули проводку.

В бараке мужики увидели троицу бывших охранников. Эти подонки, избитые своими же товарищами, в заношенном тряпье, в фуфайках с торчащими клоками ваты, жались в кучку и угрюмо смотрели на людей, заполняющих барак.

Той же ночью вся эта компания была избита до потери пульса.

Алексей проснулся и равнодушно слушал, как озлобленные работяги месят в жидкую кашу своих недавних мучителей. Мужики навалились на них толпой, душили, разбивали лица. Те даже не могли позвать на помощь. Звенел металл. Кого-то колотили лбом о дужку кровати. Какое же это наслаждение для измученных, павших духом людей!

Алексей не вставал. Желание примкнуть к избиению у него почему-то отсутствовало. Рядом ворочался, кряхтел Бортник. Он ворчал, что с таким звуковым сопровождением невозможно уснуть.

Не меньше половины арестантов принимали участие в бойне. Каждый считал своим долгом хоть раз врезать недавним обидчикам.

– Все, братва, хватит с них на сегодня, – прохрипел кто-то. – Пусть эти вурдалаки завтра поработают. Не допустим, чтобы они в больницу слегли. Давайте вечером продолжим.

Анархия продолжалась недолго. Уже к утру в бараке появилась новая охрана. Три лютых головореза с решительным отсутствием интеллекта на злобных рожах. К моменту побудки они ходили по рядам и награждали заспанную публику ударами плетей. Это было что-то новенькое. Автоматы у них тоже имелись, но пока без дела болтались за спинами.

– Строиться в проходе! – прорычал Радзюк.

Он обходил неровную шеренгу работяг, неласково поедал их глазами. Люди привычно смотрели в пол.

Опальные охранники стояли вместе со всеми, для чего им потребовались нешуточные усилия. На них живого места не было. Избитые, опущенные, они шатались, как неваляшки. Лица этих героев превратились в синяки, опухли, цвели фингалами и гематомами. С первого взгляда невозможно было понять, кто есть кто.

Такая картина Радзюка не впечатлила и ярости ему не добавила. Подобный поворот событий вполне предугадывался. Эти ребята его даже позабавили. Как же стремительно может меняться человеческий статус!

– Что, паразиты, хорошо погуляли? – процедил Радзюк. – А теперь придется как следует поработать и не дай вам бог нарушить режим. Прошу любить и жаловать: господа Железнов, Городец и Опанасенко – ваши новые надзиратели и родные отцы, которым вы обязаны беспрекословно повиноваться. Есть вопросы? – Радзюк оскалился, обвел глазами шеренгу.

Таковых ни у кого не было. Печальна участь вопрошающего.

Новые охранники лезли из кожи, чтобы угодить начальству. Удары плетьми не наносили непоправимых увечий, в отличие от работы прикладами, но отдавались жуткой болью. Они сыпались безостановочно, подгоняли арестантов, убедительно напоминали, что никакие они не люди, а стадо.

Ржал приземистый, заросший щетиной Городец, вылитый кабан с маленькими глазками и приплюснутым носом. Лупцевал отстающих жилистый обладатель мучнистой физиономии Опанасенко, крыл работяг последними украинскими словами. У надзирателя Железнова было относительно человеческое лицо, но замашки совершенно скотские.