Александр Тамоников - Янтарная камера

Алексей скромно потупился. Что еще ему оставалось делать?

– Радзюк, командуйте! – распорядился Шаховский. – Впереди насыщенный рабочий день, господа! Мы и так изрядно задержались. Вперед, на трудовые подвиги.

На янтарном Клондайке все шло по плану. От леса остались жалкие клочки. На валку деревьев прораб отправил двадцать человек.

– Торопитесь, кретины! – злобно выкрикивал он. – Количество мест ограничено! Если сегодня не закончите, остаетесь на ночь!

Очередное избиение не прошло бесследно. Под ребрами нещадно ныло. Алексей кое-как переставлял ноги, каждый шаг давался ему с боем. Иногда он ухитрялся отдышаться, потом его опять скручивала боль, гнездившаяся где-то внутри, в недрах организма. Возможно, защемило нерв.

Когда ему становилось совсем плохо, Бортник с Ратушенко переглядывались, кивали друг другу, заслоняли его собой и изображали кипучую деятельность. Он был им благодарен.

Майор насилу дотянул до обеда и кое-как передохнул. Воспаление проходило медленно, организм словно издевался над своим хозяином.

Потом мужики сняли запруду, и из Корыни по каналу хлынула вода. Включились мотопомпы, люди раскручивали резиновые рукава. Началось превращение бывшего леса в болото.

Ночью в бараке кто-то жутко кашлял, в перерывах между приступами жалобно стонал. Наутро этот бедолага не поднялся. Товарищи мялись вокруг него, двое украдкой перекрестились. Кто-то еще пытался его трясти – вдруг встанет? Но нет. Болезненно худой, бледный, с обострившимся лицом, он валялся на кровати, раскинув руки. На губах покойника застыла жутковатая улыбка. Все, отмучался.

Люди расступились, подошли охранники. Крысич пихнул мертвеца прикладом в плечо и не дождался никакой реакции.

– Белый, холодный и лежит, но не снег, – загадал загадку Ефрем. – Преставился, скотина. Представляете, хлопцы, эти лоботрясы готовы на все, даже сдохнуть, лишь бы не работать.

Вертухаи приказали арестантам оттащить покойника за угол и по наклонному желобу скинуть в подвал, где когда-то хранился уголь.

Конвоиры как ни в чем не бывало погнали людей в столовую, а потом и на работу.

Ратушенко кашлял, слабел. Теперь Алексей вместе с Бортником прикрывали товарища, когда того укачивало и у него подкашивались ноги.

Рубка леса завершилась, тракторы растаскивали последние бревна. Без устали работали помпы. Участок превращался в ловушку. Почву размыло, под водой образовывались ямы, глубокие пустоты, которые сверху были незаметны. Опасные места маскировали ветки, ворохи отмершей листвы, остатки травяного покрова.

Моросил дождь, от земли, насыщенной влагой, поднимался туман. По щиколотку в мутной жиже бродили люди, сгребали мусор, переносили тяжелые рукава.

Тут-то и приключилась еще одна трагедия. Утонул журналист Лощанский. Провалился в яму на восточном краю участка, о существовании которой никто не подозревал. Просто наступил и пропал с концами.

Мужик, который возился там вместе с ним, успел выбраться. Он был мокрый, как суслик, зубы стучали от холода и страха. Работяга заикался, толком не мог ничего объяснить. Журналист Лощанский тупо исчез. Просто провалился, не успев вскрикнуть.

Шлыпень хватался за голову.

– Кто работать будет?! – вопил он. – Впору самому вставать и показывать пример! Когда же эти кретины перестанут дохнуть как мухи?!

Автоматчики не подходили к этому клятому месту, мялись на тропе, вытягивали шеи.

Долговязый парень с длинными руками и физиономией Иванушки-дурачка оказался самым сообразительным. Он поднял длинный шест, осторожно приблизился к яме и начал прощупывать дно. В нескольких местах шест полностью уходил в воду.

– Вот падла, глубокая, как Марианская впадина, – пробормотал парень, едва удерживая равновесие. – Там словно колодец внутри, хлопцы. Всосало беднягу. Я не могу его нащупать.

– Всем отойти, а то еще кого-нибудь засосет! – выкрикнул Шлыпень. – Рабочий день закончен! С утра готовить длинные колья, шесты, носом пробороздить весь участок и оградить опасные места!

Вечером после ужина в барак прибыла свежая рабочая сила – шестеро растерянных, но здоровых мужиков. Свободных мест хватало. Охранники прикладами гнали людей к пустующим койкам.

– Прошу любить и жаловать. В нашем классе новенькие! – заявил здоровяк Ефрем.

Статный плечистый мужик с окладистой бородой огрызнулся и схлопотал по первое число. Ему отбили внутренности, поставили два роскошных синяка под глазами.