Александр Бруссуев - Тойво – значит надежда. Красный шиш

– Рекомендую своими догадками ни с кем не делиться, – сказал тем временем Глеб. – Это не пойдет тебе на пользу, а ты нам нужен. Ты нам будешь нужен.

Тойво несколько раз мысленно назвал себя «земляным червем» – этому человеку нельзя говорить ничего, у Бокия сверхъестественное чутье. Очень вредно проявлять проницательность, очень болезненно быть бдительным, очень неразумно выказывать способность сопоставлять косвенные улики. Вообще, очень плохо для жизни, как таковой, общаться с товарищем Глебом.

– Мне можно идти? – спросил Антикайнен, уже не вполне понимая, как ему нужно себя вести.

– Ну, иди, – согласился Бокий. – Только смотри, чтобы все получилось именно так, как я тебе сказал. Ты парень неглупый, так что по месту сориентируешься.

Тойво развернулся и пошел, было, прочь, но товарищ Глеб его окликнул.

– Что скажешь, Антикайнен? – бросил он в спину удаляющемуся бойцу. – Уготована ли нам роль новых святых в новой эре?

Тойво отпустил ручку двери, за которую уже держался, и, повернувшись, медленно проговорил:

– Слишком много грехов у каждого из нас, чтобы быть святым даже в новой эре.

– Плюнь и разотри! – усмехнулся Бокий. – Не стоит увлекаться самоедством. У каждого святого есть прошлое, у каждого грешника – будущее (Оскар Уайльд).

4. Кронштадский лед.

В ночь на 17 марта колонны красноармейцев сошли на лед. Конечно, в мятежном Кронштадте никто не питал на этот счет никаких ложных иллюзий. Появление такого количества войск означало только одно: их пришли убивать. Жутковато, конечно, но тут был один маленький нюанс. До острова еще нужно как-то добраться, а это как раз и представляло определенную сложность.

Среди штурмующих, как ему и было обещано, оказался Антикайнен и выделенная ему под командование рота красных финнов. Приказом по училищу их отрядили в усиление атаки.

Руководство штурма взяли на себя Дыбенко и Тухачевский. Исходя из этого предполагалось, что жертв будет много. Тойво представился поочередно сначала одному, потом – другому.

– Примкнешь со своими бойцами к бригаде Рейтера, – покрутил ус Дыбенко.

– Пойдешь на восточное направление, – сказал тщательно выбритый и наодеколоненный Тухачевский. – Вы, финские ходоки, привыкли ходить по льду и снегу.

Приказы были взаимоисключающие друг друга. Поэтому Антикайнен решил, что поступит по своему усмотрению. Точнее, получалось, что по усмотрению товарища Бокия.

Он с людьми выдвинулся на лыжах вокруг острова, памятуя о памятном рейде по льду Ладожского озера. Как и предполагал, место еще было не занято. С востока красноармейцы не подошли, с запада – тоже. Почему-то наступающие бойцы в эти погожие мартовские дни и ночи предпочли не пользоваться ни лыжами, ни коньками. Западло им было, что ли, считая и тот и другой способ передвижения детской забавой. Дыбенко любого лыжника у себя расстрелял бы без суда и следствия, а Тухачевский повесил бы любого конькобежца. Ну, а к красным финнам они относились с нескрываемым пренебрежением, поэтому они, как ущербные, могли передвигаться любым способом, что только им взбредет в голову.

Пока красноармейцы нестройными порядками приблизились к острову, скользя по гладкому льду, оступаясь в натаявшие лужицы, спотыкаясь о торосы и спрессовавшийся в сугробы снег, в Кронштадте было все готово для отражения штурма.

Из крепости к великому неудовольствию военачальников начали бить орудия и пулеметы. Палить с господствующей высоты было легко и просто – все мишени, как на ладони. Лед трескался, образовывались промоины, люди тонули десятками. Комиссары выли, как волки, призывая идти вперед. Тухачевский палил из револьвера в воздух, Дыбенко размахивал шашкой.

Укрыться можно было лишь за трупами убитых ранее.

Вероятно такая бойня может радовать глаз только одних маньяков, в то время, как другие маньяки посылают на убой все большее количество людей.

Дыбенко вливал в себя водку стопку за стопкой, возбужденно хрустел соленым огурцом и тряс в направлении неба шашкой. Тухачевский пучил глаза и облизывал тонкие губы. Вероятно, он вспоминал в это время, как подобным же образом парадным маршем наступают офицеры и прапорщики «черной дивизии» генерала Макарова, что получило название «психическая атака».

Но колонны развернулись в цепи, и уже ничто, не могло сдержать яростный натиск пехоты, знавшей, что выжить если и удастся, то только там, на острове. Они-то это знали, но не знали того, что шансов на выживание у них не было решительно никаких. Кроме одного.