Александр Тамоников - Бандеровский схрон

Он мощным ударом разбил Гнышу переносицу, влепил второй раз, третий. После этого смачно плюнул ему в рожу и захлопнул крышку багажника.

Вадим изучил маршрут по карте, знал, как проехать через условную границу и не попасться украинским дозорам.

Да и Витюха оказался башковитым, предупредил о возможных сюрпризах.

– Поедешь через Рахимовку, дяденька, и все будет тип-топ. Сделаешь крюк, но ты же не спешишь на пожар.

Номера на «Ниссане» стояли липовые – Запорожского региона, попадаться инспекторам Вадим не планировал. Машина шла проселочными дорогами, приближалась к линии раздела. Сумерки окутывали лес. До границы оставалось чуть более двух километров.

Теплая компания на задворках уже очнулась, дружно крыла Вадима матом. Бандиты пытались развязаться, колотили ногами в стекла. Угрозам не было конца.

Ему пришлось остановиться, открыть дверцу багажника. Бандиты примолкли. Но это их не спасло. Особо бить уже было вроде и некуда, но он нашел подходящие места. Лупил жестоко, но не наносил при этом дополнительных увечий. Жалеть этих тварей было не за что, и все же капитан чувствовал себя противно. Словно делал что-то гадкое, постыдное. Закончив с этим, он вернулся за руль и двинулся дальше.

Граница была уже совсем рядом. Она проходила через лес, который прорезала грунтовая дорога, основательно заросшая чертополохом. Понятие размытое, условное, ни пограничников, ни столбов. Тут можно было никого не встретить или, напротив, упереться в жовто-блакитную заставу и удрученно констатировать, что противоположности притягиваются.

Капитан извлек пистолет из внутренностей ветровки и пристроил в дверной карман под левой рукой, так, на всякий пожарный. Потом дорога начала петлять, и он сбавил скорость.

За спиной у него стало как-то тихо. Вадим обернулся. Бандиты сопели в восемь дырок, с ненавистью таращились на него.

«Ничего, довезу. – Овчинин вздохнул. – Пусть их другие прикончат. Рад бы сам, да офицерская честь не разрешает убивать безоружных, даже таких вот нелюдей».

Дорога выпрямилась, лес расступился.

Он сделал остановку, заглушил двигатель, вышел из машины. Несколько минут жадно втягивал живительный лесной воздух. Потом перекурил, минимизировал пользу, полученную только что. Вадим отошел от машины, справил малую нужду и побрел обратно, застегивая штаны.

Тут-то он и оторопел! Сокрушительный удар пятками изнутри салона распахнул дверь багажника. Нечисть полезла из машины, как тесто из кастрюли. Все четверо, со свободными руками и ногами, кинулись на него, горланя во все вороньи глотки. Дурные, страшные, как первородный грех, избитые, искалеченные, но непобежденные.

Вадим попятился. Эффектно, не поспоришь. Как они развязались? Гныш размахивал чем-то. Канцелярский нож! Коробка в багажнике – там смазка, ветошь, какие-то тряпки для протирки машины и это вот вполне безобидное изделие. Бандиты нащупали его, оттого и примолкли.

Ты лопух, капитан! Даже вдвойне, потому как пистолет оставил в дверце.

Они бежали толпой, собирались сделать из него отбивную. Вадим отступил, бросился назад, перепрыгнул через развесистую корягу.

– Стой, падла! Вот ты и приплыл! – прохрипел Гныш.

Да, с этим не поспоришь. Он прыгал, качался как маятник, чтобы бандюки не смели его. Капитан продрался через кустарник, выскочил на крохотный свободный пятачок между деревьями. Там он схватил тяжелую ветку, еще усыпанную листвой. Она отвалилась от разлапистой осины.

Притупа с шикарными рожками на лбу несся на него во весь опор. Вадим выставил ветку перед собой. Его противник влетел в нее как в силок и запутался.

Капитан повалился на правый бок, выставил левую ногу. Гнат Рваный споткнулся и шмякнулся рожей об пенек, ощетинившийся молодыми побегами и старыми засохшими сучками. Один из них очень удачно воткнулся ему прямо в глаз. Он визжал, пытался подняться, царапал землю.

Вадим уже не смотрел на него. Он ударил ногой в живот Притупу, который как раз поднялся. Бандит повалился на колени, жадно хватал воздух.

Не до него. Остались самые серьезные противники.

Гныш выставил перед собой канцелярский нож. Вадим вскочил, расставил ноги, стиснул кулаки.

Схватка была короткой, но бешеной. Он молотил кулаками как мельница, с яростью, не щадя жил и дыхалки. Отбивал удары, наносил свои, видел перед собой оскаленные ненавистные рожи.

Овчинин хорошо пробил в грудь Демиду, схлопотал взамен по уху. Он треснул в нос Гныша, тот в отместку расцарапал ему щеку ножом.