Александр Шувалов - Чистодел

– Согласен. – Погромщик буквально капнул в рюмку гостю, потом себе, отсалютовал посудиной приятелю, сидящему напротив, и проглотил водку. – Только тут смотри какое дело…

– Что?.. – Влад тоже выпил и даже не поморщился.

Водочка на Украине вкусная, век бы пил.

– Я ему сначала вежливо отказал, потом вынужден был употребить замечательное русское слово из трех букв. Означает оно «нет», но пишется и звучит совсем иначе. Очень популярно на бескрайних просторах бывшего СССР и даже за его пределами. Он как бы уразумел и отчалил. А буквально через час мне позвонил бывший однокашник…

– Еще один.

– Ага. Не могу я без них, – сказал Погромщик, достал из глубокого блюда яблоко и отрезал кусочек. – Бывший генерал СБУ. Дескать, чего это ты, Димон, хороших людей обижаешь? «Это кто у нас такой хороший?» – спрашиваю я. А он мне: «Как это кто? Мыкола у нас хороший, даже очень. Помирился бы ты с ним».

– А ты ему?

– А я ему: «А не пойти бы вам обоим по известному адресу?» Он рассердился и грозно на меня зарычал. В конце концов мы сошлись на том, что я Мыколе не помогаю, но и против него не работаю. Он у меня под ногами тоже не путается.

– И что теперь?

– Да ну их всех и сразу, – совершенно спокойно ответил всеобщий бывший однокашник. – В данном случае интересно другое.

– На кого этот герой шустрит, – догадался Влад.

– Именно, – подтвердил Погромщик. – Причем за компанию с отставным генералом службы безопасности. Ладно. – Он махнул рукой. – Даст бог, не пересечемся. Что у нас по делу? – спросил Погромщик и разлил водку по рюмкам.

– Наконец-то! – заявил Влад. – В самое ближайшее время у нас по плану тяжелый физический труд, так что с пьянкой пора завязывать.

– За трезвость! – торжественно произнес Дима.

– За нее, родимую.

Товарищи чокнулись и выпили.

– Тяжелый физический труд, – с заметным отвращением проговорил хозяин дома. – Вообще-то мы с тобой офицеры, хоть и отставные. Не по чину нам как-то.

– Точно, – согласился гость. – И я того же мнения. Инструмент приготовил?

– Спрашиваешь.

– Замечательно. – Влад извлек из нагрудного кармана солнечные очки и решительно надел их. – Работа предстоит серьезная, гонорар – более чем.

– А как насчет премии? – поинтересовался офицер, хоть и отставной. – Хотелось бы все-таки…

– Обязательно. Путевка на Белое море и годовая подписка на журнал «Русский перегар».

– Я просто так спросил.

– А я ответил, – сурово отозвался москвич, окидывая подельника орлиным взором. – Все, с этого момента переходим на военное положение. А то что-то вы, юноша, разболтались на гражданке.

– То есть? – заинтересованно спросил Погромщик. – Мы уже, можно сказать, воюем, да?

– Можно сказать.

– Давно пора. – Дмитрий решительно разлил по рюмкам фронтовые сто грамм. – А то тебе лишь бы разговоры разговаривать.

– Это мне-то? – удивился Влад Дорохов, ухватил рюмку за ножку и провозгласил: – Ладно, за удачу.

– Не пропадай. – Бывший нищий, но чертовски талантливый писатель Сева, а нынче в меру преуспевающий, можно сказать, востребованный целевой аудиторией автор с красивым именем Абигайл, протянул мне руку. – Пиши, звони, присылай сало. Заезжай, если что, буду рад.

– Спасибо за все. – Я пожал жесткую костистую ладонь. – Иди уже.

– А я никуда не тороплюсь. – Сева устроился возле столба напротив входа в вагон и закурил.

Я приткнулся рядом. Так мы и стояли, лениво перебрасываясь словами, пока волоокая грудастая проводница не загнала меня в вагон.

Я прошел по коридору, открыл дверь четвертого купе и шагнул внутрь.

– Добрый вечер.

Двое дядек повернулись и посмотрели на меня. Один с непонятно откуда взявшимся страхом и неприязнью, второй нагловато, как-то изучающе. Третий пассажир понапрасну головой не вертел. Он с самого начала внимательно контролировал вход.

– Добрый, – отозвался крупный полнокровный мужчина средних лет, сидящий слева.

Второй, здоровяк, разместившийся рядом с ним у окна, что-то неразборчиво промычал в ответ. Третий, сидящий напротив него справа, ничего не сказал. Ну и ладно, невелика обида.

Я бросил сумку на свое законное место справа внизу и пошел в тамбур. Там я закурил, прислонился к стене под табличкой с изображением сигареты, жирно перечеркнутой крест-накрест, и уставился в окошко.

Поезд дернулся и, постепенно набирая ход, поплыл вдоль перрона. У самого его края показалась знакомая долговязая фигура. Мой провожатый застыл в позе гончей, разве что переднюю лапу не поджал. Он не отрывал взгляда от состава. Опасался, видно, что в последний момент я выскочу из вагона и отправлюсь в Киев пешком.