- Выходит, не посеял. Молодца, - проговорил кто-то...
...Тарзану еще требовалось зайти в монтерскую, пришить жалкого фраера, наколовшего его, как малолетку. Тарзан вышел тогда из подсобки с шашками в карманах и с маской в виде одного громадного носяры, которую он держал перед собой на палочке. Шкандыбал на исходную, когда на него налетел мужик с бантом на шее и разорался. Типа, чего путаешься под ногами, когда не твое отделение? Обзывал массовкой («это значит блядью»,- въехал Тарзан) и брызгал слюной на каких-то «шемякинских фигляров».
Таких понтов Тарзан никому не прощал, но вокруг понтовщика с бантом колбасились бородатые мужики в тулупах и бабы в сарафанах, класть пришлось бы всю шоблу. Короче, мало того, что Тарзан выслушивал это дурогонство, ему еще приходилось укрываться за идиотским, крашенным в полоску шнобелем.
- Да убери ты этот нос! - вдруг завизжал понтовщик с бантом и дернул за крашеную сопелку.
И Тарзан убежал. А чего еще? Общее дело горело. Шашки должны были задымиться. Теперь за позорище ответит фраер Бул-гакин из работяжной подсобки...
- ...Где Шрам?!
- Господи, какой шрам, где, у кого?! Альтист я.
Погоняло Гайдуку было незнакомо. Дознаваться у еще одного спортсмена, чей будешь, вензелевский пацан или шрамовский, молдаванину Гайдуку было некогда. На первое «не знаю» получай маслину в коленку, на второе - промеж гляделок позорных...
...Сцепившись, они вышибли дверь с табличкой «ложа яруса» и влетели внутрь.
Багор по приказу Шрама вынюхивая, где закопался Вензель, а напоролся на Харчо. Натурально стукнулись лбами, одновременно вырулив из-за утла. Багор выбил волыну. Выбил и вторую. Выхватил выкидуху, но ее выбил Харчо. Потом они сцепились и вдвоем выбили дверь «ложа яруса».
Они били друг друга о кресла, потом об ограждение, потом Харчо перебросил Багра через барьер, а Багор утянул за собой Харчо.
Они упали рядом. Первым очухался Багор, вторым - Харчо. Поэтому именно шея Харчо, а не Багра, оказалась в зажиме, там, где сиденье кресла шлепает о похожую на сортирный стульчак рамку. Багор налег на свисающий край сиденья, плюща шею черного врага.
Харчо бился, сучил ногами, рвал на Багре одежду, пугал кровной местью, проклинал, потом захрипел и вроде издох.
Багор подавил для верности еще какое-то время, уже тогда почувствовав, что произошло с ним самим - от падения с яруса в зал он сломал лодыжку, а еще весь изрезан битым стеклом театральной люстры...
- ...Где Шрам, повторяю?
Букса вообще не въезжал, при чем тут Шрам? О Шраме Букса только слыхивал от братков, но вживую виршевского пахана никогда не видел.
Как оказалось, никогда и не увидит. Еще один спортсмен получил от Гайдука маслину.
- ...Сначала списочки. Эрмитажные списочки. Потом слезешь. - Эти слова застали солиста в очень неудобном положении, почти только на честном слове висящим на занавесе, будто голодная моль.
Человек, зашедший Сусанину со спины, крутил пальцами одной руки нож, а в другой держал ботинки. Человек стоял на железных трубках мостков в одних носках. «Ну да, - догадка озарила Сусанина, - чтобы не нашуметь».
- Как же я сразу не въехал, что в гардине заштопаны? У вас ведь стирка гардины раз в двадцать лет? И за месяц об этом стенгазета трубит, как об эпохальном событии? - Человек поставил ботинки и сунул в них ноги.
- А если я их выброшу? - вякнул бодрящийся актер, хотя всей своей непомерно большой легкоранимой спиной плюс задницей чуял свою беззащитность.
- Я спущусь и подниму. Ты утомил, голосистый. - Если оглянуться, глаза у этого незнакомца были жуть как непрозрачные. Будто бортовая броня немецкого танка «тигр».
Незнакомец («Не из театральных, не помню, не помню, что же делать? Как быть?» - стучало под черепухой Сусанина) двинул ногой по перилам. Ивана качнуло вперед. Чтоб не превратиться в дельтаплан, он крепче вцепился в занавес, но пожухлые листки не обронил. И стальной отблеск в глазах напротив подсказал правильное решение.
- Держите! - Сусанин торопливо протянул нужную руку за спину и отдернул ее уже пустой.
- Правильное решение, - благосклонно принял списки незнакомец. - Так и стой, пока не последует новых указаний. Я с тобой толковать буду.
- Надо спасаться! Мы сгорим! - Сусанин придал голосу как можно больше драматизма.
- Я потушил пожар. Короче, ты у нас сынок балерины Старковской и партийного питерского генералиссимуса Романова Григория Васильича. А меня, Григорьич, Шрамом прозвали. Не слыхивал? - И сам же ответил: - Ну куда там! Меня же в списочках нету.
Читать дальше