Александр Аввакумов - Выстрел в спину

– Что здесь произошло? – спросил он у ефрейтора.

– Похоже, русские, господин гауптштурмфбрер. Сейчас их везде много.

– Я и без тебя знаю, что это сделали не немцы! – произнес Вагнер, чувствуя, что начинает выходить из себя. – Я тебя спрашиваю, что произошло, а не кто, убил!

К машине подбежал фельдфебель и, выбросив в нацистском приветствии руку, начал докладывать, что час назад на боевое охранение их саперной роты напоролась группа русских, выходящих из окружения, численностью около полуроты. Сбив боевое охранение, они буквально растворились в лесу.

«Варвары, –снова подумал Вагнер. – Сражаться, когда война уже проиграна, просто глупо. Фанатики!»

Машина снова тронулась. Гауптштурмфюрер СС положил на колени автомат. Холодная сталь металла немного успокоила его. Он снова подумал о золотом конвое.

«Буду просить командующего армии, чтобы он выделил специальную группу для преследования и уничтожения русской колонны», – размышлял он.

Наконец машина выехала из леса. Вагнер облегченно вздохнул и, отложив автомат в сторону, закурил. Встречный поток воздуха нежно ласкал его волосы, и жизнь снова приобрела для него привычные формы.

***

Колонна машин осторожно вошла в небольшой поселок, который попался им по дороге. Когда-то здесь находился районный центр, сейчас же половина этого населенного пункта лежала в руинах. То тут, то там валялись брошенные людьми чемоданы, баулы, мешки, набитые домашним скарбом. Вся эта картина поспешного бегства была столь удручающей, что вызывала у красноармейцев чувство безысходности. На дорогу из кустов выскочила раненая корова, которая, волокла за собой по пыльной дороге вывалившиеся из утробы внутренности. Буренка громко мычала, словно просила у людей помощи.

– Товарищ лейтенант, – обратился к Никитину водитель, – как-то не по-человечески получается. Животное мучается.

– Я тоже об этом подумал, – ответил он и попросил остановить машину.

Офицер достал из кобуры пистолет и направился к буренке. Та, словно почувствовав смерть, смиренно стояла у обочины дороги и большими глазами смотрела на подходящего к ней человека. Неожиданно для Никитина, из глаза животного выкатилась крупная слеза и упала в пыль. Он медленно поднял пистолет и направил его в голову коровы. Клим хорошо видел, как задрожала рука офицера. Раздался хлесткий выстрел. Передние ноги животного подкосились, и она с глубоким вздохом повалилась на землю. В больших глазах коровы застыло полуденное небо. Сунув пистолет в кобуру, Никитин направился к машине. Он достал из полевой сумки карту и, сложив ее у себя на коленях, стал карандашом отмечать маршрут своей группы.

– Клим! В трех-пяти километрах отсюда должен находиться мост через реку. Необходимо проскочить по мосту, прежде чем немцы его разобьют.

– Вы думаете, что он еще цел, товарищ лейтенант? А если, нет?

– Не знаю. Вон видишь толпу беженцев? Думаю, если бы мост был разрушен, они бы туда не двигались.

– А может они не знают, что он разбит?

Никитин не ответил, так как первые автомашины их группы поравнялись с беженцами. Автомашины, повозки, велосипеды и подводы, груженные домашним скарбом, непрерывным потоком двигались в сторону Смоленска. Люди еще, похоже, не догадывались, что они оказались в окружении и двигаться куда-то на восток, просто не имело никакого смысла. Казалось, что этот огромный и неиссякаемый людской поток был бесконечен. Броневик, а затем и полуторки, непрерывно гудя клаксонами, были похожи на мощный ледокол, который пытался взломать это бесконечное море человеческого страха и горя.

– Дорогу! Дорогу! – кричал выбравшийся на порог автомобиля Никитин, размахивая пистолетом.

Однако люди и не думали освобождать дорогу. Они шли вперед и не обращали никакого внимания на его отчаянные крики. Вскоре он понял, что окончательно сорвал голос и сел обратно в кабину полуторки. Южный летний ветер лениво гнал по изрытому воронками полю ворох каких-то уже никому не нужных бумаг, кругом валялись брошенные во время воздушного налета вещи, а в пыльном кювете догорал завалившиеся на бок автомобиль. Десятки трупов убитых животных и людей, лежавших вдоль дороги, не могли оставить его равнодушным. Воздух был наполнен запахом разлагающихся на солнце тел.

– Клим! Ты только посмотри! Что делают, сволочи! – произнес Никитин. – Никого не жалеют, ни стариков, ни детей.

Водитель промолчал. Какое-то внутреннее предчувствие говорило ему, что он непременно погибнет, так и не добравшись до Смоленска. Ему было страшно не за себя, ему было страшно за семью, ведь он должен был демобилизоваться из армии осенью этого года. Он посмотрел на лейтенанта, который сидел рядом с ним и отрешенно смотрел на дорогу.