Алексей Игнатов - Исповедь солдата

Произошёл очередной залет, хотя, в принципе, ничего серьезного. Да, я нёс колбасу, сгущенку, мягкий белый хлеб, какие-то печенья, и деды были довольны. Но Гусов поймал меня: он отпустил меня в медпункт, а я бац – и с едой. Не церемонясь, он построил дедов, и 30 минут они работали в упоре лёжа, причем до законного ужина оставалось примерно пять минут. Я смотрел на них и понимал, что меня ждет. Старший лейтенант Гусов точно знал, что должно произойти со мной, какая экзекуция, оставляя меня с разъяренными (а их было 15 человек) ДЕДАМИ. Он ушёл, как сказал, в штаб полка, а я остался. Конечно, били, причем каждый, сколько хотел. Помню только постоянные крики «Встать!» Потом я ел колбасу в упоре лежа, и снова били. Конечно, они не хотели меня убить, и силу ударов контролировали. Это всё за дело: обманул офицера и подставил своих бойцов. Ты, наверное, спросишь, почему именно я отвечаю? Нас, молодых, к тому времени оставалось, по-моему, восемь человек. Без разницы, кто в наряде или ещё где-то. Разумеется, доставалось всем, просто в данном случае пишу только про себя. Нет, не переживайте. Я настолько привык ко всему, что мне уже ничего не было страшно. Ощущение, что я в кино, или мне снится сон: боль отсутствует, реальности нет, календарь остановился. «ГОСПОДИ! ЗА ЧТО ВСЁ ЭТО?»

Не зря говорят, что время – это самое лучшее лекарство, и главное – понять это. Начиналось жаркое лето. По местному климату, это начало мая: днем +25, ни единого облачка. Мы сразу это ощутили: бронежилеты, сферы, боеприпасы, бегом и в БТРах – жесть… Построили небольшую душевую из палатки для всего полка. Мыться стали чаще, но бельевые вши всё же оставались. Тело всё потное и покусанное, нас грызли как псов, чесотка убивала, воем смотрели на дорогое нам небо, с Большой Медведицей, как у нас в России. Мы все призывом сдружились, не могли представить себя друг без друга; часто разговаривали о доме, о друзьях и, конечно, о подругах, что к тому времени уже стало актуальным. Сильная жара и влажный климат сказывались на нашем здоровье. Пить воду из разных водоемов стало опасно, ведь кругом зараза и кишечные палочки. Нас стали предупреждать о желтухе. Шла эпидемия. То ли воду нам травили, то ли мы в грязи зарастали, но инфекция распространялась.

Помимо вшей, нас стали одолевать фурункулы и карбункулы, а это 3 или 5 корней в одном очаге – шея, где шло постоянное трение, руки и поясничная область. Меня тоже не обошла стороной эта зараза. На запястье руки у меня вскакивали чирьи. Я терпел до тех пор, пока не ощутил сильную боль в области грудной клетки. Это был карбункул на пятачке в один сантиметр, где зрели пять гнойных корней. Была невыносимая боль, я не мог спать. Удары и постоянное трение об одежду вызывали нестерпимую боль. В БСМП постоянно прикладывали мазь Вишневского, но я понимал, что пока он закрыт, никакая мазь не поможет. Нужен хирург, а это эвакуация и госпиталь – никто этим заниматься не хотел. Я страдал от боли, мои действия замедлились, а это бесило дедов. 12-килограммовый бронежилет натирал так, что я готов был скинуть его. Постоянно терпеть эту боль я был не в состоянии. Но, наверное, мои молитвы были услышаны. Своей медлительностью и неповоротливостью я стал бесить своих дедов, и они, думая, что я прикидываюсь и забиваю на них, стали тренировать на мне свои удары – впрочем, как всегда. Это был самый счастливый день: один точный удар в грудь ногой спас меня от невыносимых мук. Я потерял на несколько секунд сознание, закружилась голова, всё тело разрывалось от боли. Когда меня подняли, я расстегнул китель. Ударивший меня дед опешил: вся нательная майка в области груди была в крови. Но зато потом боль прошла, и я вздохнул полной грудью, ведь весь гной вышел. Ура, свобода!

Наступило настоящее жаркое и изнуряющее лето. Мы, весь второй взвод, переехали на КПП, где полностью блокировали дорогу в город Грозный. Выпускали и пропускали строго, при полном обыске и досмотре. Каждая машина была под нашими контролем и прицелами. Обстановка была напряженная. Мы постоянно находились в боевой готовности, словно на вулкане. Сам КПП был огорожен бетонными блоками высотой в два человеческих роста, что позволяло немного отдыхать. После двухчасового дежурства на «блоке» – 2 часа бодрствования и 120 минут сна. Разумеется, деды расслабиться не давали и уж тем более средь бела дня завалиться спать, ведь постоянно находилась какая-нибудь работа или очередные «пожелания». По словам офицеров, находиться там мы должны порядка двадцати дней, и это радовало.