Александр Харламов - Литерный особой важности [litres самиздат]

Я встал, слегка пошатываясь с кровати, и двинулся к выходу, накрепко сжав в своем кулаке заветную записку. Ноги повиноваться отказывались, но я упрямо двигался вперед, стремясь успеть к отходу поезда. Знать бы в каком она вагоне…Было бы легче…

Дверь скрипнула, и я оказался в длинном больничном коридоре, выкрашенном в коричневый цвет.

– Молодой человек, вы куда?– юная медсестра выглянула из-за своего стола, встревоженно хлопая приклеенными ресницами. Такое у нас время настало…Ногти искусственные, ресницы наклеенные, губы на силиконе…

Я решил не отвечать. Молча, двинулся по коридору, преодолевая боль в поврежденном бедре. Где-то тут должен быть лифт…

– Молодой человек!– что-то на ее посту загремело, затарахтело, зазвенели разбитые склянки.– Я сейчас врача позову!

А вот и лифт…Я шел на автомате, забыв о боли в бедре. Единственное, что меня волновало сейчас, это блестящие глаза бывшей помощницы , которые я мог так и не увидеть больше никогда в жизни.

– Олег Александрович…Он вышел, как зомби! Я ничего не могла сделать…Побрел к лифту.

Кнопка засветилась красным. Значит сейчас будет…

– Александр Сергеевич, голубчик…– позади меня стоял раскрасневшийся и запыхавшийся доктор в идеально белом накрахмаленном халате с узкой чеховской бородкой и жиденькими усами под крупным носом.– Куда же вы? Вы контужены…У вас тяжелая форма сотрясения черепа…Нам еще анализы надо сдать…– со мной медик говорил ласковым, почти отеческим голосом, словно сумасшедшим. Может я и действительно сошел с ума, только причина тут не во взрыве.

– Док…– выдохнул я.– Мне очень нужно идти…правда…– слова мне давались с трудом. Дыхание сбивалось, а давление подскочило, наверное, просто до заоблачных высот. Жених, твою мать!

– Голубчик, а если вы по дороге туда куда вам надо, не дай Бог, помрете? Тогда что?– хитро прищурился он.– Кто тогда отвечать за вас будет? Никаких «надо» немедленно возвращайтесь в палату и прекращайте этот цирк!

– Она уедет! Слышите! Она уедет…

– Ничего вернется…Идемте!– он попытался взять меня за руку, но я лихо оттолкнул ее в сторону. От своего резкого движения покачнулся, словно пьяный, чуть не снеся фикус у подоконника.– Вы даже драться не можете толком!– укоризненно посмотрел на меня врач, а куда-то собираетесь идти…Не стыдно ли?

– Мне надо, док…Прошу! Очень надо к московскому поезду…– последний раз я плакал очень давно. Жизнь научила меня тому, что слезами горю не поможешь, но тут, что-то в моем организме сломалось.– Очень надо, док…Очень…Вопрос жизни и смерти!

Он замялся, будто раздумывая над моими словами. Бросил короткий взгляд на настенные часы и покачал головой.

– Настасья!– позвал он дежурную медсестру чуть осипшим от криков голосом.

Та, видимо, стояла за углом, наблюдая за бурной сценой моего неудачного побега, ожидая, чем все закончится, потому как появилась мгновенно.

– Олег Александрович…

– Я отъеду с пациентом ненадолго…Вы прикройте меня, если что!

– Конечно-конечно!– замахала руками девчушка.– Езжайте, хоть до завтра!

– До завтра, боюсь, этот герой любовник не протянет,– оценивающе посмотрел на меня из-под очков врач,– но до московского поезда…Может быть!

Как же я ему был благодарен в этот момент! Аккуратно по стеночке, я побрел к лифту. Закачался, ослабший после контузии, но крепкая рука доктора тут же подхватила меня за плечо.

– А вот геройствовать не надо! У тебя и без того после контузии голова дурная, не хватало еще, чтобы ты ее на ступеньках отбил окончательно,– рассмеялся врач.

– Почему?– поинтересовался я, когда лифт дернулся с места, опуская нас из травматологии на первый этаж центральной районной больницы.

– Почему?– прищурился доктор, выводя меня в фойе.– Потому что, когда-то я вот так же не успел на московский поезд…

станция Чуйка

Юлька топталась на перроне, нервно посматривая на старинные советские часы, висевшие на здании железнодорожного вокзала Чуйки. Локомотив под состав был уже подан, посадку объявили. Пассажиры с огромными сумками топтались на перроне, перекуривая, прощаясь с провожающими, весело перешучивались с проводниками. Солнечный день, теплая по-летнему погода не могли заставить людей зайти внутрь железного вагона, в котором от царившей внутри духоты была тяжело дышать. Это еще пока поезд разгонится на своем длинном пути, пока выедет за пределы станции, мирно гремя автосцепкой на стрелочных переводах, пока наберет установленную скорость, лишь тогда этот мир заживет своей, обособленной от остальной планеты жизнью.